ПРИМЕНЕНИЕ СМАРТ-КОНТРАКТА В КОНТЕКСТЕ РЕАЛИЗАЦИИ ПРИНЦИПА СВОБОДЫ ДОГОВОРА

Информационные технологии получили достаточно широкое распространение не только в бытовой и общественной сфере, но и в юридической практике. Действительно, цифровизация позволяет ускорить значительное число процессов, стандартизировать и уменьшить влияние человеческого фактора на них, а, следовательно, снизить финансовые затраты. В то же время, необходимо понимание значения подчиненности цифровых алгоритмов нормам права и необходимости обеспечения правового регулирования информационных процедур. Таким образом, глобальной задачей для современных ученых-юристов является разработка такого механизма правового регулирования, который, с одной стороны, не препятствовал бы развитию информационной среды (например, за счет разветвленной и сложной бюрократической системы), а, с другой стороны, не позволял бы цифровым процессам выйти за рамки правового поля – чтобы действия, которые попадают под цифровизацию подчинялись, прежде всего, юридическим нормам, а не программным алгоритмам.

Одним из примеров влияния информационных технологий на сложившиеся правовые отношения является возможность заключения смарт-контрактов (smart – с англ. «умный»). С технологической точки зрения, институт смарт-контрактов является достаточно проработанным механизмом, упрощающим процесс заключения и исполнения договоров. Вместе с тем, развитию этого института, на наш взгляд, препятствуют чрезмерные опасения российского законодателя, касающиеся юридической квалификации смарт-контрактов.

Начнем с того, что понятие «смарт-контракт» не является юридическим, т.е. оно не отражено ни в одном действующем правовом акте. Более того, в научной литературе также нет единого понимания относительно того, что следует понимать под смарт-контрактом. Н.В. Иванов и Г.В. Цепов рассматривают смарт-контракт с двух позиций: 1) как программное обеспечение, позволяющее автоматизировать процессы заключения и исполнения договоров; 2) как самостоятельный вид гражданско-правового договора, заключаемый в электронной форме, содержание которого формируется за счет программного кода [9, с. 151]. Распространена позиция о том, что смарт-контракт является не более чем техническим средством, автоматизирующим процесс исполнения договора [6, с. 177].

Таким образом, в контексте анализа подходов к определению смарт-контракта необходимо отметить проблему дуалистической природы данного института: по сути, дискуссионным остается вопрос, что является первичным – программный код или юридическое содержание. На наш взгляд, дуалистическую природу смарт-контракта можно рассмотреть не с позиции противоположных категорий, а в качестве последовательных и взаимосвязанных свойств: техническая сторона смарт-контракта при условии должного юридического наполнения позволяет сформировать смарт-контракт в качестве особого вида гражданско-правовых договоров.

Сама по себе программная технология, устанавливающая режим работы смарт-контрактов не является какой-то исключительной – фактически, используется давно известная технология криптографического шифрования путем установления определенной последовательности шифра (технология блокчейн), что позволяет сформировать условия контракта на программном уровне в рамках определенной вычислительной системы, исключающей возможность одностороннего изменения условий контракта или отказа от исполнения контракта. Более того, смарт-контракт позволяет привязать процесс встречного исполнения обязательства к совершению контрагентом определенных действий (например, исключить возможность поставки товара до момента его оплаты), либо автоматически применить меры юридической ответственности (начисление неустойки в случае нарушения срока оплаты по договору).

Основными препятствиями, не позволяющими органично встроить технологию смарт-контракта в гражданско-правовой оборот, являются, на наш взгляд, сложности, связанные с соотношением института смарт-контракта и принципа свободы договора. Особенно хотелось бы остановиться на проблеме подтверждения стороны договора и проблеме определения юрисдикционной принадлежности правоотношений, возникающих в рамках обязательства.

Ввиду того, что возможность заключения смарт-контрактов связана с применением технологии блокчейн, обеспечивающей анонимность стороны сделки, ряд экспертов в области цифрового права усматривают в этом нарушение принципа свободы договора [8, с. 54]. Действительно, выбор стороны договора является одним из проявлений принципа свободы договора [7, с. 38]. Вместе с тем, невозможность верификации стороны сделки исключает применение принципа свободы договора в данном аспекте. Не стоит забывать, что согласно ст. 19 ГК РФ [1] граждане выступают в качестве сторон гражданско-правовых сделок под своим именем, а юридические лица под своим наименованием (ст. 48 ГК РФ). Более того, заключение сделки с неустановленным лицом является фактором, влекущим признание такого договора недействительным [3]. Следовательно, смарт-контракт, шифрующий информацию о сторонах сделки, изначально не может существовать в пределах российского гражданского права.

Не менее важной проблемой правового подчинения смарт-контрактов российскому законодательству является определение юрисдикции, которой подчинены обязательства, основанные на таком договоре. Заключение смарт-контракта происходит не в рамках какой-то абстрактной цифровой среды – криптографическое шифрование и запись программного кода обеспечивает определенная платформа, на которой происходит заключение сделок (например, Lido, MakerDAO, Curve, Aave и др.). Каждая из таких платформ устанавливает собственные правила заключения смарт-контрактов, которые не основаны на нормах национального законодательства, что создает проблему выхода сделки, совершенной в рамках смарт-контракта за пределы свободы договора: ст. 422 ГК РФ требует от договора соответствия императивным нормам, но правила определенной децентрализованной платформы не обязаны подчиняться российской юрисдикции.

Анализ актуальной судебной практики показывает настороженное отношение судов к заключению смарт-контрактов. В частности, ввиду невозможности адекватной верификации пользователей платформы, суды критически относятся к доказательствам волеизъявления стороны на заключение смарт-контракта [4]. Также у судов вызывает сложности процесс квалификации смарт-контракта – например, получение оферты через децентрализованную платформу, по мнению судов, не свидетельствует о наличии отношений по заключению публичного договора [5].

На наш взгляд, в России возможно создать механизмы, позволяющие легализовать возможность использования смарт-контрактов, исключив при этом озвученные выше правовые риски. Так, действующий Закон о цифровых финансовых активах (ЦФА) устанавливает требование для лица с целью признания его владельцем ЦФА – отражение информации о нем в реестре пользователей информационной системы [2]. По состоянию на 20.06.2020 г. данный реестр включает 11 операторов (как правило, это крупные банки) [10]. В условиях санкций и экономической изоляции России важно выстраивать экономические отношения с дружественными странами, в связи с чем, считаем целесообразным создание международных электронных площадок (например, в рамках ЕАЭС и БРИКС) для заключения смарт-контрактов – особенно это актуально в условиях угрозы применения вторичных санкций в отношении иностранных банков, проводящих финансовые операции с участием российских компаний. Кроме того, положения Закона о ЦФА искусственно ограничивают предмет смарт-контрактов, делая их реализуемыми исключительно в банковском секторе. Целесообразно распространить возможность заключения смарт-контрактов в реальном секторе экономики (купля-продажа, аренда, перевозка и т.д.) через цифровые платформы, которые позволят верифицировать пользователей.

Таким образом, в заключении следует отметить, что процесс легализации использования смарт-контрактов следует начать, во-первых, с упрощения процедуры создания электронных децентрализованных платформ, действующих в пределах российской юрисдикции (сейчас этим занимаются только банки и только для целей осуществления финансовых операций с криптовалютой), а, во-вторых, с установления процедуры верификации пользователей данной платформы. Реализовать данную процедуру возможно при помощи портала Госуслуги, позволяющего верифицировать не только граждан, но и юридических лиц.