РАЗВИТИЕ ИНСТИТУТА ТРАНСГРАНИЧНОЙ НЕСОСТОЯТЕЛЬНОСТИ В РОССИИ И СВЯЗАННЫЕ С НИМ ПРОБЛЕМЫ ОТЕЧЕСТВЕННОГО ПРАВОВОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ

Осуществление предпринимательской деятельности на международном уровне сопряжено с определенными рисками: экономические спады, характерные для любой страны, могут привести к финансовой неплатежеспособности компании. В свою очередь, неплатежеспособность приводит к невозможности исполнить свои обязательства. В случае, если контрагентом является иностранное лицо, возникает ситуация, при которой стороны – должник и кредиторы – находятся под юрисдикцией различных государств. Такая ситуация находит свое отражение в понятии трансграничной несостоятельности.

Комиссия ЮНСИТРАЛ толкует понятие трансграничной несостоятельности как ситуацию, при которой активы должника размещены более чем в одном государстве или в производство о несостоятельности вовлечены иностранные кредиторы должника [6, с. 15].  Банкротство же выступает одним из последствий несостоятельности лица, которое выражается в установлении управления над имуществом должника и распределением данного имущества среди кредиторов [1, с. 2].

В законодательстве Российской Федерации вопросам банкротства, осложненного иностранным элементом, посвящен лишь п. 3 ст. 29 ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)», который содержит термин «трансграничная несостоятельность» в контексте компетенции органа по контролю и надзору. Трансграничная настоятельность в соответствии с положениями указанной статьи определена как несостоятельность (банкротство), осложненная иностранным элементом [10, с. 4190]. Данное обстоятельство свидетельствует об отсутствии легального определения понятия трансграничной несостоятельности (банкротства) на законодательном уровне.

К настоящему моменту в литературе выделяют три наиболее важные проблемы, связанные с явлением трансграничного банкротства [7, с. 66]: 

1) Определение суда, компетентного рассматривать дело о несостоятельности, осложнённой иностранным элементом;

2) Определение экстерриториального эффекта иностранного банкротства, иными словами, проблема признания решений по делу о банкротстве, вынесенных иностранными судами;

3) Определение применимого права к отношениям, возникающим в связи с делом о трансграничной несостоятельности.

Актуальность темы состоит в том, что в условиях сложившейся в настоящее время политической обстановки встает вопрос о необходимости создания новой сетки правового регулирования для сотрудничества с другими, в том числе, дружественными с Россией странами. В свете данных событий особое значение приобретает принцип взаимности. Представляется, что данный принцип должен стать плодотворной почвой для судебного нормотворчества, поскольку во многих случаях он имеет более глубокое значение, нежели просто норма позитивного права. Однако, по мнению специалиста Е.В. Моховой, механизм принципа взаимности далеко недостаточен для регулирования целого массива вопросов, встающих перед судами в трансграничных делах. Дело в том, что для обеспечения трансграничного эффекта банкротства в том или ином виде в России происходит обращение к институтам признания и приведения в исполнение. Здесь можно обратиться к гл. 31 АПК РФ, где в ст. 241 и в ст. 245.1 (признание в отсутствие контрэкзекватуры) установлено следующее правило: решения судов иностранных государств признаются и приводятся в исполнение (или признаются как не требующие принудительного исполнения) в Российской Федерации, если это предусмотрено международным договором и федеральным законом [2, с. 3012]. Вспомним и то, что принцип взаимности нашел свое отражение в п. 6 ст. 1 Закона о банкротстве, где говорится о признании решений судов иностранных государств по делам о несостоятельности на территории Российской Федерации в соответствии с международными договорами Российской Федерации, а при отсутствии последних указанные решения признаются на началах взаимности, если иное не предусмотрено федеральным законом.

Между тем большинство международных договоров Российской Федерации о правовой помощи сконструированы для решения вопроса о процессуальном признании иностранных финальных судебных решений по общегражданским делам и не содержат режимов специального банкротного признания, а также режимов признания промежуточных решений.

Однако, российские суды с недавних пор стали исходить из того, что таким международным договором должен быть именно специальный договор по вопросам несостоятельности, но не договор о правовой помощи. Данная практика отразилась, например, в деле господина Кехмана [4] и т.д. [5]. Суды запрашивали именно специальный международный договор по вопросам банкротства. Наконец, Верховный Суд Российской Федерации в известном деле компании "Витмет" пришел к выводу о том, что требования российского кредитора к должнику, находящемуся в банкротстве за рубежом, "не могут быть рассмотрены в юрисдикции иностранного государства, в том числе в рамках иностранного дела о банкротстве, при отсутствии специальных международных договоров по вопросам взаимного признания и приведения в исполнение судебных решений по делам о несостоятельности (банкротстве), стороной которых являлась бы Российская Федерация" [8].

Таким образом, необходима сепарация банкротного признания от общегражданского, так как российские суды исходят из особой природы дел о банкротстве и акцентируют наличие в числе прочего публичного интереса, опосредуемого в таком деле, что выводит категорию банкротных дел за рамки исключительно гражданских для целей трансграничного признания.

В настоящее время в России отсутствует и специальное правовое регулирование компетенции российских судов по рассмотрению дел о банкротстве иностранных компаний: специальные нормы отсутствуют как в АПК РФ, так и в Законе о несостоятельности РФ; дифференциация банкротных производств на основное и вторичное в отдельных нормах Закона «О несостоятельности (банкротстве)» также не закреплена, не разъяснена суть и целесообразность такого разграничения.

В настоящее время в российском праве отсутствует системное коллизионное регулирование трансграничных банкротств. Проблема определения применимого права может быть разрешена посредством применения пункта 2 статьи 1186 ГК РФ, устанавливающего, что в случае невозможности определения, подлежащего применению права, применяется право страны, с которой гражданско-правовое отношение, осложненное иностранным элементов, наиболее тесно связано [3, с. 4552]. В связи с тем, что правоотношения несостоятельности наиболее тесно связаны с государством места возбуждения производства, становится возможным применение российским судом lex fori concursus, которое обеспечивает единство материального и процессуального права при рассмотрении споров в рамках трансграничной несостоятельности. Но что же в данном контексте следует подразумевать под критериями тесной связи?

Наконец, вышеупомянутая проблема была частично разрешена в отечественной правоприменительной практике. Так, Судебная коллегия по экономическим спорам Верховного Суда РФ прямо обозначила правомочность рассмотрения арбитражными судами РФ дел о банкротстве иностранных юридических лиц. В деле о банкротстве Вествок Проджектс ЛТД [9] разъяснено не только то, в каких случаях российский арбитражный суд вправе рассматривать дело о банкротстве иностранной компании, но и сформулированы базовые правила самой процедуры рассмотрения. В отношении Вествок проджектс ЛТД суды трех инстанций сочли возбуждение процедуры банкротства невозможным и высказались за прекращение производства по делу по очевидным, на первый взгляд, причинам. В упомянутом деле одна кипрская компания (кредитор) инициировала банкротство другой кипрской компании (должника); должник на территории РФ деятельность не вел; в России имущества не имел. Кроме того, кредитор являлся дочерней организацией должника и если оба они решили регистрировать свои организации за рубежом, то сами возложили на себя бремя возможного банкротства в иностранной юрисдикции и иных связанных с данным обстоятельством сложностей.

Однако, ВС РФ не согласился с доводами нижестоящих судов и направил дело на новое рассмотрение, сформулировав свод процессуальных правил.

Первый блок данного «свода» касается определения юрисдикции, т.е. права российского арбитражного суда рассматривать дела о банкротстве иностранных компаний. Всего было сформировано шесть основополагающих правил. Суд указал на то, что вопрос о наличии у суда компетенции рассматривать дело о банкротстве иностранного лица разрешается в судебном заседании после принятия заявления о банкротстве к производству и отметил, что для определения компетенции суда необходимо проверить наличие тесной связи должника с территорией РФ (ч. 1 ст. 247 АПК РФ).

Верховный суд привел перечень признаков тесной связи, истолковав их максимально широко. Некоторые из них являются традиционными и вполне понятными. Например, ведение экономической деятельности на территории России; ориентированность деятельности на лиц, находящихся под юрисдикцией России; нахождение на территории РФ органов управления, филиала или представительства иностранного лица, центра основных интересов должника, включая права аренды на земельные участки, основных доказательств по делу.

Верховный суд внес и некоторые новеллы в сфере признаков тесной связи: контролирующие должника лица имеют российское гражданство, разрешение на временное проживание или вид на жительство в РФ, либо связаны корпоративными правоотношениями с российскими юридическими лицами; контролирующие лица должника привлечены российским судом к субсидиарной ответственности; значительную часть кредиторов должника составляют российские лица или субъекты, деятельность которых тесно связана с территорией России; местом исполнения значительного количества сделок должника является РФ.

Следующий блок правил касается собственно порядка рассмотрения дела о банкротстве иностранной организации. Здесь мы видим ряд важных и полезных заимствований из типового закона ЮНСИТРАЛ и трансграничной несостоятельности. Наиболее важным и совершенно новым для российского регулирования является правило о введении понятий основного и вторичного (локального) производства по делу о банкротстве.

Очевидно, что правила, обозначенные Верховным Судом в рамках определения, целесообразно было бы закрепить не только на уровне разъяснений Пленума, но и в законе о банкротстве для их наиболее регламентированного и всеобщего применения. 

Также, факт провозглашения и распространения основного банкротства на иностранные юрисдикции вовсе не означает признания российских банкротств и полномочий российских арбитражных управляющих, даже в дружественных странах. Для этого необходимо внятное национальное законодательство, взаимное признание и приведение в исполнение российскими судами иностранных судебных актов и, конечно же, огромные совместные усилия на межгосударственном уровне.