АЛЬТЕРНАТИВЫ УГОЛОВНОМУ ПРЕСЛЕДОВАНИЮ В СТРАНАХ РОМАНО-ГЕРМАНСКОЙ ПРАВОВОЙ СЕМЬИ

Несмотря на то, что среди представителей романо-германской правовой семьи есть приверженцы как принципа «законности», так и принципа «целесообразности» на стадии возбуждения уголовного дела, «альтернативная юстиция» тем не менее не обошла никого стороной.

Выступая следствием общей тенденции процессуальной экономии, альтернативы в первую очередь призваны ускорять и удешевлять процесс. В данной связи интересно утверждение английского исследователя М. Райта: «Можно сделать сомнительный вывод, что якобы главным критерием успеха таких мер является только выгода лица, совершившего преступное деяние (он избегает «стигматизации» и наказания), и судов (снижается их загруженность), а интересы потерпевшего рассматриваются как второстепенные» [6, c. 191].

Общей характеристикой таких альтернатив в странах континентальной правовой семьи является наличие сильных публичных начал, выражающееся в том, что их применение, как правило, возможно лишь после возбуждения уголовного дела и носит преимущественно дискреционный характер. Тем не менее, повышенная законность служит обоюдоострым орудием: строго установленные предпосылки и последствия применения той или иной альтернативы сужают границы усмотрения властного субъекта.

Трансакция

Трансакция представляет собой выдвижение со стороны государства условий, удовлетворение обвиняемым которых ведет к последующему прекращению уголовного дела.

Ей присущи определенные характерных свойствах:

• Решение о применении трансакции принимается прокурором, когда на стадии предварительного расследования он приходит к выводу, что традиционное уголовное преследование не является целесообразным;
• Широкий выбор различных условий, которые могут применяться как обособлено, так и в совокупности^[1];
• Отсутствие последствий в виде судимости для лица, подлежащего преследованию.

В действительности, институт трансакции, предоставляет выгоду, в первую очередь, государству и нарушителю порядка. Но современном этапе развития защита прав потерпевшего была возведена в уровень универсального уголовно-политического императива, который нельзя игнорировать.

В данной связи интересен исторический опыт Бельгии, которая на первом этапе внедрения трансакции в свою систему предусмотрела важную предпосылку для ее применения. Трансакция признавалась допустимой, если преступное деяние не причинило вреда кому-либо [5, c. 174-179]. Такое ограничение не позволяло устранить потерпевшего из процесса и служило своего рода гарантией справедливости. Тем не менее, подобный подход, вполне оправданный на экспериментальной стадии, терял свой потенциал в долгосрочной перспективе в связи с достаточно узкими рамками применения.

Впоследствии трансакция стала допускаться не только в случае отсутствия вреда, но и в случае его добровольного возмещения в полном объеме.

Интересно, что судебная практика истолковала положения закона таким образом, что под «потерпевшим» в данной ситуации требовалось понимать не только «лицо», но и государство, т.е. обязательному возмещению при применении института подлежал фактически любой реальный вред, причиненный преступлением [3, c. 433].

Компенсация, как обязательная предпосылка для применения трансакции, предусмотрена также во Франции, что позволяет говорить об определенной модели трансакции по бельгийскому или французскому образцу.

Подобно классическому институту трансакции в праве Германии существует так называемый «die Auflagen und Weisungen», который предусматривает право прокурора с согласия суда и обвиняемого по делам о уголовных проступках отказаться от возбуждения публичного обвинения с одновременным возложением на обвиняемого обязанности по выполнению определенной работы, внесению денежной суммы в пользу общественной организации, предоставлению потерпевшему денежного содержания, а также ряда других установленных в законе обязанностей [9, c. 227-228].

Нетрудно заметить, что возможность применения трансакции в ФРГ не привязана к обязательному возмещению причиненного вреда, а компенсация является лишь одной из возможных обязанностей, которые может предусмотреть прокурор в качестве условий для отказа от публичного обвинения.

Стоит отметить, что в упомянутом выше качестве, германская трансакция находит сходство с аналогичным институтом в Нидерландах.

Специфическим признаком трансакции по германскому типу является также возможность ее применения на судебной стадии, что неизвестно праву Бельгии, Франции и Нидерландов. 

Медиация

Наиболее прогрессивной альтернативой уголовному преследованию из ныне существующих является медиация. Она представляет достаточно либеральный подход к урегулированию уголовного конфликта, нацеленный на снижение влияния публичного элемента в уголовном правоотношении.

Известный французский юрист Ж. Карбонье определяет медиацию как «любой неформальный способ разрешения третьим лицом конфликтов, подлежащих a priori разрешению традиционным судьей в установленных формах» [1, c. 11].

Тем не менее, в рамках работы разумным представляется использовать более узкое понятие, данное Л.А. Воскобитовой: «медиация – основанная на законе возможность разрешать конфликты при помощи посредника наиболее приемлемым для сторон образом, влекущая заключение мирового соглашения или прекращение производства» [7, c. 65-73].

В отличие от классической версии данного института, представленного в англосаксонских странах, романо-германская медиация обладает определенной спецификой. На практике это проявляется в том, что в качестве медиатора выступает властный субъект, который может также участвовать в формулировке условий соглашения и включать в него положения, отвечающие публичным интересам.

Так, медиация нашла свое отражение в Бельгийском Кодексе уголовного следствия в статье 216 ter. Она позволяет прокурору в случае необходимости вызвать потерпевшего и подозреваемого для заключения медиативного соглашения. Если становится известно о совершении преступления вследствие болезни, алкогольной или иной зависимости, то прокурор вправе предложить пройти курс лечения. Также преследуемому лицу может быть предложено осуществить общественные работы либо пройти курс профессионального обучения.

Главное последствие выполнения условий, предусмотренных выработанным соглашением, является погашение права на публичный иск. Важно оговориться, что погашение права на публичный иск не во всех случаях влечет погашение права на гражданский иск, что во многом обусловлено отсутствием возможности определить всех потерпевших по делу.

Интересно то, что во Франции до принятия Закона от 23 июня 1999 г. медиация действовала в «чистом» английском виде, но в дальнейшем стала носить «комплексный» характер, во многом напоминающий бельгийскую модель [8, c. 94-107].

Как отмечает в своей диссертации И. Коломбани: «основное отличие медиации от классической уголовной системы заключается в том, что медиация не направлена исключительно на устранение последствий индивидуальных конфликтов. Она позволяет создать новую систему социального регулирования, сглаживающую недостатки находящегося в кризисе судебного механизма» [2, c. 387].

Интересна в данной связи позиция американского исследователя А. Шенк, которая выделила основные преимущества института медиации как для потерпевшего, так и для преследуемого лица. Одно из главных преимуществ программ посредничества, заключается в том, что преступники оказываются лицом к лицу со своими жертвами. Такое положение делает чрезвычайно трудным для виновных рационализировать, оправдать свое преступное поведение. Кроме того, жертва больше не безымянна и безлика, и есть надежда, что взаимодействие лицом к лицу привьет преступнику чувство сострадания к жертве, следовательно, ему будет труднее повторить свои поступки в будущем. Еще одним важным преимуществом, которое посредничество между жертвой и преступником предоставляет последнему, является психоэмоциональное освобождение от клейма преступника. Общее преимущество программ посредничества между потерпевшим и преступником заключается в том, то эти программы расширяют возможности жертвы при одновременном снижении рецидива среди преступников [4, c. 185-218].

Соглашаясь с изложенными позициями, автор считает, что наличие в странах романо-германской системы права института медиации, пусть и не в классическом его виде, позволяет снизить уровень публичности и построить «диалог справедливости» между потерпевшим и причинителем вреда.