СОВРЕМЕННЫЕ ТЕНДЕНЦИИ УГОЛОВНОЙ ЮСТИЦИИ: БАЛАНС КАРАТЕЛЬНОЙ И ВОССТАНОВИТЕЛЬНОЙ ПАРАДИГМ В РОМАНО-ГЕРМАНСКОЙ ПРАВОВОЙ СЕМЬЕ

Страны романо-германской системы права, как правило, придерживаются умеренно консервативных взглядов в вопросах уголовной юстиции, являясь приверженцами принципа «законности» на стадии возбуждения уголовного дела и в целом инквизицонности на досудебных стадиях[1]. Несмотря на это, общая тенденция модернизации в части баланса интересов участников уголовно-правового отношения в полной мере находит отражение в их уголовной политике. Будучи по природе своей правовыми и демократическими, государства устанавливают в конституциях определенный уровень гарантий потерпевшего, что в свою очередь обязует их предоставить те инструменты, которые позволят упомянутые гарантии обеспечить. Способствует этому развитию и международное право, уделяющее большое внимание правам лиц, пострадавших от преступлений[2].

Наиболее яркими представителями рассматриваемой системы являются Германия, Нидерланды, Бельгия, Франция и Россия, уголовно-правовая политика которых и будет в той или иной мере взята за основу нашего компаративистского исследования.

Соединенный процесс

Начать анализ следует с института соединенного процесса, который присущ Германии, Франции, России и ряду других стран. Институт смешенного процесса представляет некий компромиссный вариант решения проблемы: потерпевший, несколько ограниченный в рамках «чистого» уголовного процесса, вправе привнести в него по своей воле гражданско-правовой элемент, тем самым получая статус гражданского истца и дополнительный набор прав в рамках заявленного иска. Являясь традиционным для модели «парадигмы наказания» в целом, гражданский иск в уголовном процессе направлен на обеспечение интересов потерпевшего посредством разрешения в рамках единого процесса не только вопроса о виновности, но и вопроса о возмещении причиненного деянием ущерба.

Обладая потенциалом в теории, на практике институт смешанного процесса успешным можно назвать лишь отчасти. Так, в Германии в 80 – 90% уголовных дел гражданские иски не разрешались [2, c. 385].

Подобное положение дел наблюдается и в отечественной практике: в 2023 году гражданский иск в уголовном процессе был разрешен только в 112 910 из 720 566 дел (15.7%). Тем не менее, необходимо учитывать, что из заявленных исков 90 261 (80%) был удовлетворен полностью или частично, что в свою очередь говорит о эффективности данной меры в случае ее применения[3].

Стоит отметить, что смешанный процесс имеет один существенный недостаток, заключающийся в защите данной мерой интересов потерпевшего лишь в ситуации, когда дело доведено до уголовного суда. В свою очередь, это означает, что на досудебной стадии интересы потерпевшего данной мерой не обеспечиваются, а само прекращение дела приведет к необходимости инициировать уже новый гражданский процесс в чистом виде[4].

Из приведенных выше положений можно сделать вывод о том, что институт смешанного процесса, как средство реализации уголовной политики, направленной на обеспечение справедливости, в наибольшей степени отвечает как специфике «наказательной» системы уголовной юстиции, так и интересам потерпевшего.

Сделка о признании вины

Традиционный для англосаксонской правовой семьи институт «guilty plea» на первый взгляд представляется немыслимым в контексте уголовно-процессуальных систем подлинно континентального типа. Тем не менее, столь противоестественный институт сделки о признании вины был модернизирован и в таком виде существует в законодательстве уже целого ряда стран.

Возникает справедливый вопрос, каким образом пропитанный духом беспрецедентной американской [1, c.285][5] состязательности институт был изменен, чтобы вписаться в общую систему с исконно инквизиционными началами [3, c. 186-190].

Вполне подробный ответ на поставленный вопрос дает в своем решении Германский Конституционный суд[6]. Он установил общие условия внедрения аналога института сделки о признании, при которых последний не будет вступать в конфликт с базовыми институтами континентальной правовой семьи:

1) Соглашение не должно иметь «одежду приговора», т.е. лицо не может быть приговорено на основании самого соглашения обвинения и защиты.

2) Суд исключил какую бы то ни было возможность «торговли с правосудием», что, по его мнению, вытекает из правильного понимания концепций «юстиции» и «правового государства».

3) суд признал, что соглашения допустимы лишь при сохранении верховенства основных уголовно-процессуальных и материально-правовых принципов: обязанности суда всесторонне исследовать все обстоятельства дела, осуждения лица только при установлении его виновности, равенства перед законом и судом, свободного принятия решения обвиняемым.

Можно сказать, что Конституционный суд ФРГ императивно указал на то, что такое соглашение, по сути, представляет ни что иное, как не связывающее суд официально выраженное единство мнений сторон по уголовному делу, наличие которого будет влечь строго установленные законом последствия.

Наиболее привычным для нас примером соблюдения указанных условий является отечественная конструкция согласия с предъявленным обвинением. Здесь мы видим, что согласие лица с предъявленным обвинением ни в коем случае не может влечь изменение объема обвинения (как мы это наблюдаем в США), а сторона обвинения не вправе устанавливать преференции помимо указанных в законе. Суд так же вправе не принимать соглашение со всеми вытекающими последствиями, если придет к выводу, что оно не обосновано и не соответствует собранным по делу доказательствам.

На взгляд автора, запрет на изменение объема обвинения по делу представляет наибольший интерес в рамках исследования, поскольку сложно говорить о такой категории, как справедливость, в случае, когда существовавшее в действительности деяние впоследствии квалифицируется иначе, чем оно имело место на самом деле[7].

Относительно прав потерпевшего можно говорить, что в целом данная мера позволяет избежать его вторичной виктимизации и идет на пользу в части взыскания компенсации за причиненный вред. Тем не менее, поскольку ее применение неизбежно ведет к отходу от общего порядка ведения дел в суде, изменяется и объем прав потерпевшего. В связи с этим в законе, как правило, предусмотрена предпосылка для применения последствий заключения такого соглашения в виде согласия потерпевшего[8].

Резюмируя, можно сказать, что модифицированный в романо-германском духе институт соглашения о признании вины приближает уголовную юстицию к состоянию «всеобщей благодетели», когда его применение выгодно как стороне, преступившей закон, так и пострадавшим лицам.