ОСОБЕННОСТИ ПРИМЕНЕНИЯ ПРАГМАТИЧЕСКОЙ АДАПТАЦИИ ПРИ ПЕРЕВОДЕ РОМАНА ЛОРЕН ВАЙСБЕРГЕР «ДЬЯВОЛ НОСИТ ПРАДА» С АНГЛИЙСКОГО НА РУССКИЙ ЯЗЫК

Изучение истории перевода проводилось преимущественно как истории перевода художественной литературы, так как данный вид перевода обладает низкой степенью переводимости. Также это обусловлено ролью, которую художественный перевод имел в развитии литературы и в целом в восприятии культуры. В продолжении этой мысли стоит сказать, что в любой культуре тексты полифункциональны, то есть один и тот же текст выполняет несколько функций. Соединение художественной функции с нравственной, магической, политической, философской составляет неотъемлемую характеристику социального функционирования художественного текста. «Всякий художественный текст может выполнить свою социальную функцию лишь при наличии эстетической коммуникации в современном ему коллективе» [Лотман 1970: 180].

Выбранный нами в качестве материала исследования роман Лорен Вайсбергер является одной из её первых работ, который сразу приобрёл популярность и стал бестселлером благодаря увлекательному сюжету и яркому стилю автора. Наличие многочисленных художественных средств, стилистических фигур и иронии представляет интерес в переводческом плане. Перевод романа был осуществлён переводчиками Татьяной Шабаевой и Михаилом Малковым.

Безусловно, авторский стиль является неотъемлемой частью индивидуальности, а значит его сохранение — одна из важнейших задач при осуществлении художественного перевода. Переводчик может выбрать путь языковых и стилистических инноваций, однако, на практике такое нарушение норм и уже имеющихся традиций могут повысить риск «быть не понятым» [Фройнек 2003] Переводчику следует всегда помнить о целевой аудитории и тех средствах, которые он выбирает для воздействия на эту аудиторию, отдавая приоритет использованию эквивалентных тексту-оригиналу средств. [Фененко 2001].

Главной целью любого художественного произведения является эстетическое воздействие на читателя посредством создания художественного образа. Эстетическая направленность служит самой важной чертой художественной речи, что отличает её от остальных актов речевой коммуникации (которые преследуют другую цель – информативность). И в свою очередь художественным переводом называется вид переводческой деятельности, главная задача которой заключается в порождении на языке перевода речевого произведения, способного оказывать художественно-эстетическое воздействие на читателя [Комиссаров 1980: 102]. 

Одним из способов достижения адекватности при переводе художественного текста является прагматическая адаптация. По мнению В.Н. Комиссарова, прагматическая адаптация – это «изменения, вносимые в текст перевода с целью добиться необходимой реакции со стороны конкретного рецептора перевода» [Комиссаров 1990: 48]. Также В.Н. Комиссаров отмечает, прагматическая адаптация присутствует при переводе в любом случае: как при намерении сохранить прагматический потенциал текста оригинала, так и при попытке добавить другой прагматический потенциал [Комиссаров 2001: 46-47]. 

Многие известные лингвисты такие как Л.Л. Нелюбин, А.Д. Швейцер, С.Б. Велединская занимались вопросами прагматической адаптации, поэтому существуют различные подходы к её толкованию. В нашем исследовании мы берём за основу принимаемый в лингвистических кругах подход В.Н. Комиссарова, так как он указывает и цель прагматической адаптации, и подчеркивает важность учета реципиента. В этом подходе выделяется 4 вида прагматической адаптации: 

1. Прагматическая адаптация для обеспечения адекватного понимания информации. Переводчик при помощи комментария должен донести мысль до реципиента, в случае если получатель перевода обладает недостаточными знаниями о языке оригинала (добавление, опущение и замена). 

2. Прагматическая адаптация с целью оказания на реципиента предназначенного эмоционального воздействия. 

3. Прагматическая адаптация в качестве ориентации на определенную коммуникативную ситуацию (перевод для конкретной целевой группы). 

4. Последний вид прагматической адаптации не часто встречается при переводе художественных текстов, так как предполагает изменение или искажение оригинала по личным, экономическим, политическим и другим причинам [Комиссаров 1990: 212].  

Первый тип адаптации достаточно часто представлен в переводе романа. Погружение в другую культуру требует пояснения тех реалий, которые неизвестны для иноязычного читателя и существуют только в языковой картине мира носителей языка. Например, при переводе следующего предложения “We cooked a simple dinner and fell asleep watching Letterman” переводчик прибегнул к добавлению: «Мы приготовили простой ужин и заснули как раз посередине шоу Леттермана». Русскоязычному читателю может быть неизвестно, кем является Леттерман, и соответственно, о чём идет речь, поэтому добавленная лексическая единица «шоу» даёт понять читателю, за чем проводит вечер молодая пара. Добавление применяется и к реалиям, которые потенциально могут знать только жители США (описание и действие романа происходит в Нью-Йорке). Стоит отметить, что реалии представляют собой названия предметов материальной культуры, явления, специфические имена национальных героев в определенном круге нации или наций [Томахин: 13-18].  Также примером может послужить следующее пояснение: «Позади меня виднелся универмаг «Блумингдейл», больше ничего знакомого вокруг не было», в то время как в оригинале отсутствует слово «универмаг»: “Behind me was Bloomingdale’s, but nothing else looked familiar”.

В рамках первого типа адаптации довольно часто используется и опущение, как средство сокращения информации, не несущей большой смысловой нагрузки или не имеющей яркого эмотивного эффекта. Предложение “I was working for a company who defined good “organization” as knowing which floor each employee visited, whether they preferred onion soup or Caesar salad for lunch” в переводе звучит иначе – «Я работаю на компанию, которая понимает «организацию» как постоянную слежку за тем, куда ходит каждый сотрудник, что он предпочитает на обед». Информация о конкретных блюдах по мнению переводчика может быть опущена, а передача вариативности выражена не в наличии однородных членов предложения, а в коннотации смыслового глагола — предпочитать (который сам по себе предполагает выбор). Такой приём часто распространяется на реалии той или иной культуры, имена собственные, названия фирм или компаний. Данное предложение демонстрирует то, что в рамках всего произведения информация о компании не играет большой роли: “…subsisted solely on Starbucks”, поэтому опускается – «питалась исключительно кофе».

Первый тип прагматической адаптации также распространяется на случаи перевода единиц измерения, принятые в той или иной культуре. Так, фунты (являющиеся общепринятыми для англоговорящих стран) традиционно заменяются килограммами, функциональным аналогом, используемым русскоязычной аудиторией: “He had 250 pounds stretched over his incredibly tall frame” – «В нем было не меньше ста двадцати килограммов». 

Наиболее многочисленными и сложными для перевода являются случаи использования средств выразительности, при передаче которых переводчик применяет второй тип прагматической адаптации. Так, например, автор романа представляет читателю нового персонажа, мигранта. Происхождение героя-бариста отражается в его речи, изобилующей разного рода ошибками. Передача безграмотной речи – задача для переводчика непростая, но интересная, требующая творческого подхода. Высказывание героя “One dollah, skeem or bleck, you peek” было переведено как «Одна долла, молоко, без молока, что ваша хочет».  Стоит заметить, что изначальное неправильное произношение героя, которое в оригинале проявляется в фонетических ошибках, в переводе передается грамматическими. В данном случае задача переводчика сводится к репрезентации эмотивного воздействия: не столь важно содержание сообщения, сколько наличие ошибок, производящих комичный эффект ситуации общения, поэтому данное переводческое решение может считаться обоснованным.

При переводе фразы “The New Yorker will be beating down your door” мы наблюдаем смысловое развитие ««Нью-Йоркер» будет охотиться за тобой». Переводчик решает отказаться от использования словарных соответствий «выбивать дверь» или «ломиться в дверь». Второй вариант был бы более подходящим, так как первый вызывает ассоциации с чем-то негативным и конфликтным. Но переводчик использует метафору «охотиться за тобой», заменяя тем самым образ борьбы на образ охоты. С учётом описания модной индустрии в романе такая замена вполне оправдана, ведь на протяжении всего повествования мы ещё не раз будем сталкиваться с анималистической метафорой: змеиные элементы одежды, сравнение персонажей с представителем фауны. Так, в переводе фразы “I tucked the phone box under my desk and tried to keep the smile off my face” фигурирует лексема «добыча»: «Я спрятала добычу под стол и постаралась не улыбаться», хотя в оригинале текста такого слова нет, как и отсылки к охоте. Но переводчик придерживается выбранного метафоричного образа дикого мира и охоты и использует контекстуальную замену.

Фраза “She’s one of Miranda’s new slaves” в переводе приобретает вид «Миранда нашла себе новую игрушку!» со смягченной коннотацией слова “slave”. С нашей точки зрения, это можно объяснить тем, что при буквальном переводе слово “slave” — «рабыня» звучало бы очень резко и уничижительно. Метафора игрушки передаёт общее значение овладения, но нейтрализует воздействие на реципиента. Таким образом переводчик снижает эмоциональный накал изначального авторского смысла, заменяя “slave” на игрушку. Подобного рода «лояльность» распространяется и на целые предложения: “A job a million girls would die for” — «Да за такую работу миллионы девушек готовы на что угодно!». Действительно, в русскоязычной культуре гиперболическая метафора скорее вызвала бы недоумение и привлекла слишком большое внимание в контексте. Предложенный переводчиком вариант никак не искажает оригинал, а лишь адаптирует его с учётом аудитории и национальной специфики, оказывая нужное эмотивное воздействие. 

Наряду с указанной выше особенностью перевода можно отметить и противоположную стратегию, используемую переводчиками романа. Стилистически нейтральная фраза “It went very smoothly” в переводе представлена более выразительным идиоматическим выражением «Все шло как по маслу», которое достаточно точно описывает сложившуюся ситуацию. 

Переводчик довольно часто прибегает к переводу при помощи устойчивых выражений, отсутствующих в оригинале: “Saying those words had shocked me into semi wakefulness” — «Весь этот разговор свалился на меня как снег на голову». Целостное преобразование – это довольно радикальный приём, который зачастую занимает крайнюю позицию в перечне переводческих решений, но его применение в данном случае обосновано, поскольку присущая оригиналу коннотация была сохранена. В целом стоит отметить, что ещё не один раз читатель будет встречать в тексте такого рода преобразования: “It began to feel like everything was spiraling out of control. Why the ridiculous rush?” — «Все это ни в какие ворота не лезет. К чему такая безумная спешка?». С одной стороны, можно рассматривать намеренный выбор устойчивых выражений как способ передачи характера персонажа: главная героиня близка к народу по сравнению с дивами моды. С другой стороны, с нашей точки зрения, если в оригинале текста не прослеживается использование персонажем подобного рода выражений, не совсем репрезентативно внедрять их в вариант перевода. Потенциально такое переводческое решение может привести к искажению образа героя. Тогда для переводчика довольно рискованно наделять персонажа тем, чего нет в оригинале текста. Подобного рода преобразования стоит рассматривать как 3-ий тип прагматической адаптации: нацеленность на русскоязычного читателя (условная целевая группа), что позволяет автору перевода задействовать различные устойчивые выражения, используемые в русской разговорной речи.

Как было упомянуто выше, четвертый вариант адаптации встречается редко в художественных произведениях, зачастую это прерогатива устного перевода, когда, например, необходимо прибегнуть к нейтрализации фразы во время политического дискурса. Либо переводчик может использовать четвёртый тип адаптации для решения задачи, непосредственно несвязанную с точным воспроизведением оригинала. И для решения такой «сверхзадачи» он в праве изменять и даже искажать оригинальную версию, нарушая основные принципы профессиональной деятельности.

Прагматическая адаптация является неотъемлемой частью художественного перевода, позволяющей переводчику передать читателю именно ту мысль, эмоцию или идею, которую изначально автор оригинала намеревался донести. Как показал анализ материала самым частотным типом прагматической адаптации является второй тип, подразумевающий передачу эмотивного воздействия. На представленном материале мы могли проследить видоизменение образности, придание идиоматики стилистически нейтральным фразам, и наоборот, коннотационную нейтрализацию выражений, которые потенциально могут быть восприняты читателем не так, как подразумевал автор.

На втором месте по использованию стоит первый тип прагматической адаптации, предполагающий в основном лексические переводческие трансформации в виде добавления, пояснений и опущения. Применение опущения и добавления является вынужденным, поскольку это необходимо для того, чтобы сориентировать читателя в незнакомой ему культуре. Использование смыслового развития можно объяснить личными предпочтениями переводчика.

Третий тип прагматической адаптации ориентирован на конкретную обстановку общения. Это обычно требуется, когда реципиентом выступает не обычный читатель, а конкретный человек определенного коллектива. Однако, в некоторых случаях, переводчику придётся значительно изменить исходный облик текста для его понимания очень широкой или, наоборот, узкой группой (члены организаций и сообществ, эксперты в определенной области и непрофессионалы, а также обычные люди и так далее). В таких условиях необходимо применять различные прагматические стратегии в соответствии с аудиторией для оказания эффекта прагматического эквивалента и обеспечения понимания читателем неявного смысла исходного текста.