СТРУКТУРА ЛИЧНОСТНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ ДЕСТРУКТИВНЫХ ГРУПП В ЦИФРОВОМ СОЦИАЛЬНОМ ПРОСТРАНСТВЕ (НА ПРИМЕРЕ ГРУПП С САМОПОЖЕРДАЮЩИМ ПОВЕДЕНИЕМ)

Основной социальной средой для современной молодежи является цифровое пространство, обеспечивающее доступ к любой информации, общению, развитию, обучению и работе. Изучение влияния виртуальной среды на жизнь современного человека может способствовать пониманию генезиса различных психологических феноменов, включая аутоагрессивные формы поведения, которые могут формироваться под влиянием опосредованного социального научения или иных факторов. Таким образом, можно утверждать, что многообразие деструктивного контента в сети Интернет, высокий суицидальный риск при нанесении самоповреждений и нечеткость границ самоидентификации личности в цифровой среде придают особое значение изучению структуры личностной идентичности представителей деструктивных групп в цифровом социальном пространстве.

 

Проблемы изучения личностной идентичности, влияния цифровой среды на субъекта и психологических предикторов несуицидального самоповреждающего поведения активно обсуждаются в современной психологии и находятся в стадии дальнейшей разработки:

– феномен личностной идентичности теоретически и эмпирически исследуется в работах О.В. Борисовой, Е.В. Григорьевой, В.В. Нурковой, И.О. Кон, М.В. Лебедевой, Т.А. Нестик, Дж. Марсиа, Э. Эриксона, У. Джеймса, И. Гоффмана, Г. Тэджфела и др.;

– проблема влияния цифровой среды на современного человека обсуждается в трудах Е.П. Белинской, Н.М. Блиновой, А.Е. Войскунского, Г.У. Солдатовой, Дж. Сулер и др.;

– феноменология несуицидального самоповреждающего поведения описана в исследованиях А.Г. Амбрумовой, Н.А. Польской, Е.В. Змановской, Т.Г. Евдокимовой, Л.А. Александера, Т. Джойнера, Э. Клонски, К. Менингера, А. Фавацца и др.

 

Несмотря на теоретико-методологическую разработанность отдельных аспектов выбранной нами темы исследования, стоит отметить, что перспективным направлением для теоретических и эмпирических поисков является изучение структуры личностной идентичности субъекта, включенного в деструктивную группу в цифровом социальном пространстве, поскольку дефицитарность развития личностной идентичности и деформация ее структуры могут проявляться в осуществлении личностью аутодеструктивных действий как реакции на объективную или субъективно воспринимаемую невозможность осуществления своей идентичности.

 

В соответствии со спецификой темы эмпирическое исследование было реализовано в онлайн-формате. Поиск исследовательских кейсов (каналов / бесед) осуществлялся на базе мессенджера Telegram, который в подростковой и юношеской среде является наиболее популярным в силу их убежденности в сохранении анонимности при создании, распространении и употреблении запрещенного контента.

 

Общая тематика каналов: пропаганда и эстетизация самоповреждающего поведения, поиск информации о способах осуществления самоповреждающего поведения, общения и социальной поддержки.

Основная аудитория каналов (судя по контексту сообщений, поскольку список участников каналов скрыт их администрацией): лица подросткового и молодежного возраста, мужского и женского пола.

Исследование проходило в четыре этапа (Таблица 1):

– на первом этапе исследования осуществлялся поиск кейсов для эмпирического исследования в соответствии с его целью, объектом, предметом и задачами;

– на втором этапе были отобраны критерии для текстового (методы функциональной прагматики R. Suikert [4]) и визуального анализа) (количественный анализ содержания фотографии Lutz, Collins [10]) постов участников телеграмм каналов с самоповреждающей тематикой.

– на третьем этапе соотнесение выбранных постов в телеграмм-каналах с деструктивной тематикой на примере групп с самоповреждающей тематикой по выбранным критериям.

– четвертый этап вывод.

Таблица 1

 

Нами были выделены следующие критерии, которые использовались для количественного анализа деструктивного фото-контента в постах деструктивных сообществ в Telegram: дисморфофобическая симптоматика, демонстративность, нарушение самоотношения.

Таблица 2

 

Дополнительно важно отметить, что деструктивный фото-контент преимущественно представлен фотографиями самоповреждений участников деструктивных групп (ран, порезов, синяков, ожогов), а также продуктов их деятельности (например, автопортрет, нарисованный кровью субъекта, по его утверждению).

Некоторые из повреждений, судя по их внешнему виду, являются нанесенными недавно, до их съемки на фото (например, кровь еще не «свернулась», раны выглядят «свежими», незажившими), что может указывать на специальное нанесение себе повреждений для их фото- и видеофиксации для участников деструктивной группы.

Другие фото демонстрируют процесс заживления повреждений, оставшихся после них шрамов или же орудий нанесения самоповреждающего поведения и сопутствующих расходных материалов (лезвия, точилки, носовые платки, испачканные кровью, и т.д.).

Характер повреждений также неоднороден: на ряде фото представлены царапины (называемые даже самими авторами публикаций «царапками»), более серьезные порезы и даже раны, шрамы разного размера, забинтованные кисти рук, ноги, скрывающие нанесенные повреждения.

Особую тревогу вызывает тенденция несовершеннолетних делать полуобнаженные фото, демонстрирующие бедра, живот, нижнее белье и др., что может выступать виктимизирующим фактором сексуальных домогательств к подросткам в Сети Интернет. Этот факт может свидетельствовать о сексуализации и эротизации самоповреждающего поведения в рамках деструктивной группы, то есть тела с нанесенными увечьями / шрамами оцениваются участниками деструктивной группы как более сексуальные и эстетически привлекательные. Важным маркером здесь является обилие фотографий свежих ран и порезов, из которых еще течет кровь, которая, вероятно, также является объектом девиантной сексуализации.

Перейдем к качественному анализу текстового деструктивного контента. В концептуальной модели исследования, описанной в параграфе представлены параметры анализа деструктивного текстового контента, которые выступают категориями контент-анализа. Единицами качественного контент-анализа являются тексты сообщений / постов анонимных участников деструктивных групп (предложения, словосочетания). Опишем их более подробно:

– склонность к риску. В рамках анализируемого материала эта тенденция проявляется в потребности испытуемых наносить себе более серьезные повреждения разными способами и более часто (другая участница пишет: «за раз больше пятидесяти порезов разной глубины. вы и представить не можете, как мне этого мало»; еще одна участница пишет: «… в последнее время руки чешутся сделать [порезы] больше и глубже»). Как мы предполагали, это может быть связано с потребностью преодоления деперсонализации и чувства пустоты, которые отмечаются у лиц с самоповреждающим поведением в рамках других исследований, однако на нашем материале это предположение не подтвердилось. Вероятно, потребность в более частом и серьезном нанесении себе повреждений может объясняться с позиции теории Т. Джойнера, который отмечает снижение болевой и эмоциональной чувствительности у лиц с несуицидальными и суицидальными самоповреждениями [10]. Важно отметить, что один из участников отмечает тенденцию привыкания, своего рода зависимости от осуществления самоповреждающих действий («теперь, наверное, долгое время не смогу перестать, оно как наркотик»);

– потребность в самопознании (изучение нового феномена и субкультуры, связанной с ним; освоение цифровой социальной среды; экспериментирование со своим телом, в частности, анализ порога болевой чувствительности), отмечаемая в литературе, в рамках исследуемого нами материала не выражена или существует в имплицитном виде;

– демонстративность, стремление привлечь внимание Других к своим межличностным и внутриличностным проблемам выражаются в том, что участники открыто делятся событиями своей жизни, эмоциями и состояниями, которые провоцируют или сопровождают процесс самоповреждающего поведения; отправляют в каналы с довольно значительной аудиторией (от 380 до 1240 человек в нашем случае) фотографии своих обнаженных тел со следами нанесения себе повреждений. Также один из участников прямо пишет «я устал. я хочу рассказать всем про свой селфхарм, но это будет выглядеть как будто я хочу привлечь внимание, но я правда хочу привлечь внимание!!»;

– потребность в формировании личностной и социальной идентичности: поиск единомышленников для удовлетворения потребностей в коммуникации и принадлежности к группе. Важно отметить, что коммуникация участников деструктивного сообщества преимущественно строится вокруг обсуждения их внутриличностных и межличностных проблем в семье, школе (например, одна участница пишет: «в школе сделала. Отмените моих одноклассников»; другой участник пишет: «мамочка любимая сказала, чтобы я шел резаться ведь я свинья неблагодарная, мямя. Мило»), фотографий своих или чужих самоповреждений (один участник пишет: «ВКУСНО ТО КАК (вы бы видели мое лицо, когда я эту фотку увидел)»; другая участница пишет: «в комментах кто-то просил показать ногу сейчас, так что вот вам небольшой процесс заживления ^_^»), способов осуществления самоповреждений (одна участница пишет: «мне срочно нужен человек, с кем я могу поделиться порезами и обсудить это. Мои друзья против сх [селфхарма]»; другая участница пишет: «начните уже говорить, что светоотбеливатели без зищиты *** [хорошо] заменяют лезвия»; еще одна участница пишет: «После тупых лезвий и ножниц для ногтей, вы не представляете, насколько легким оказалось резать новеньким ножом. Как глоток чистого воздуха! Поэтому вопрос. В магазине меня спросили про толщину, это как-то влияет? Мне показалось, что чем тоньше, тем лучше»);

– интериоризация агрессии: преобразование внешней агрессии со стороны других в аутоагрессию как дезадаптивная стратегия совладания с нарушением межличностных отношений. Часто подростки отмечают высокие требования со стороны родителей, учителей как причину самоповреждающего поведения, то есть деструктивные действия выступают своего рода самонаказанием за несоответствие предъявляемым стандартам, выражением накопившегося эмоционального напряжения (например, участница пишет: «родители как обычно требуют только «отлично», а  у меня дохрена 4 накопилось и сорвалась с такой *** [ерундой]»); нарушение отношений со сверстниками, ссоры с ними;

– деформация самоотношения проявляется в озабоченности реальными или субъективно воспринимаемыми недостатками своего внешнего облика, неприятии своего тела (веса, фигуры и т.д.). В отечественных и зарубежных исследованиях Н.А. Польской, А. Фаваццы и др., отмечается тесная связь самоповреждающего поведения с расстройствами пищевого поведения, нарушением восприятия образа тела [8; 9]. Примеры из анализируемого материала: «преимущество моих больших ляжек – можно сделать больше порезов»; «… а было бы еще милее, если б нога была худее, а не эта сарделька».

Кроме того, деформация самоотношения может включать в себя ненависть, презрение к себе как к личности и самоотчуждение, которые, во-первых, проявляются уже в самих деструктивных действиях, направленных на причинение себе боли, нанесение повреждений, многие из которых оставляют следы на теле; во-вторых, у ряда представителей деструктивных групп самоповреждающее поведение сочетается с суицидальными мыслями, идентификацией себя как «больного» (например: «***[черт], убейте меня уже кто-нибудь»; «но только рассказав другим и приняв себя таким больным, я смогу справиться с этой *** [ерундой], иначе вскроюсь»);

– антисуицидальная мотивация: выбор самоповреждающего поведения как дезадаптивной стратегии совладания с суицидальными мыслями и намерениями, иначе говоря, это причинение себе меньшего ущерба как своего рода компенсация за непричинение большего ущерба – ухода из жизни (пример: «но только рассказав другим и приняв себя таким больным, я смогу справиться с этой *** [ерундой], иначе вскроюсь»);

– низкий уровень эмоциональной саморегуляции: использование самоповреждающего поведения в качестве способа совладания с субъективно непереносимыми эмоциями, мыслями, состояниями (тревога, злость, грусть и др.). Наиболее часто таким дезадаптивным образом выражается агрессия, которая направляется не во вне, на кого-то, кто, возможно, даже является ее реальным объектом, а на себя. Также агрессия по отношению к себе может быть результатом деформированного самоотношения, о чем мы писали выше. Примеры: «… днем снова ухожу в депрессию и хочу сделать порезы», «… чувствовал себя хреново и сделал слабые порезы…».

Однако помимо выделенных нами параметров анализа деструктивного текстового контента в исследуемых кейсах нами были выявлены следующие индивидуально-психологические особенности представителей деструктивных групп:

– участники деструктивных групп самоутверждаются в своей группе через нанесение себе повреждений, причем чем более серьезными являются увечья, тем в большей степени они одобряются и поощряются Другими в формах зависти (например, один из участников пишет «почему у всех порезы вкусна выглядят, у меня как будто кот поцарапал»), выражения сочувствия, которое также может выступать позитивным подкреплением самоповреждающего поведения (например, один из участников пишет: «я хочу, чтобы мне сказали: «Ты справишься!! Я верю в тебя и мне правда жаль, что ты делаешь подобное!»»), являться средством получения внимания, принятия и сопереживания со стороны членов группы, поскольку в ее рамках распространено деструктивное убеждение в том, эмоциональная боль человека должна быть подтверждена физическими увечьями как способом ее выразить;

– тенденция инфантилизации речи проявляется в частном использовании уменьшительно-ласкательных слов («ножки», «ножик», «царапки»; употреблении антропоморфного выражения звука, издаваемого кошками («мяу», «мяв», «мявк», «мур», «мя»);

– тенденция сексуализации и эротизации самоповреждающего поведения проявляется в том, что последствия самоповреждения (раны, порезы, синяки, ожоги и др.) маркируются участниками как «милые», «няшные», «красивые», отмечается, что они «вкусно» выглядят. Эта тенденция усугубляется фотоконтентом, содержащим обнаженные части тел несовершеннолетних (например, одна из участниц группы пишет: «мои ноги резко стали выглядеть лучше с порезами. Ваще сэкс»). Также участники отмечают переживание удовольствия (не уточняется, психологического и физического / сексуального) от процесса нанесения самоповреждений (например, одна из участниц пишет: «мне так кайфово от этого что делать»; пересылается запись из другого канала: «у тебя фетиш [на самоповреждающее поведение], но негде высказаться?»);

– тенденция романтизации самоповреждающего поведения находит проявление в том, что многие подростки в рамках деструктивной группы наносят себе повреждения под музыку, соответствующую их эмоциональному состоянию, что приобретает форму дезадаптивного ритуала; также один из участников вырезал на своей руке имя своей девушки в надежде, что она оценит этот жест как, вероятно, выражение любви (один из участников пишет: «вырезал имя своей гф [герлфренд – девушки] на ноге под буерак [рэп–исполнитель] (усталость от безделья, культ тела, вот [перечисление композиций исполнителя]), надеюсь, ей понравица»; другая участница пишет: «… резаться под песенки это прекрасно»);

– тенденция избирательного причинения себе вреда. Некоторые испытуемые отмечают, что не хотят, чтобы в результате актов самоповреждения у них оставались шрамы (во всяком случае, заметные), которые, вероятно, представляются им неэстетичными (например, одна участница пишет: «не хочу сильно большие шрамы где-то»); другие участники деструктивной группы отмечают, что боятся наносить себе сильные повреждения (например, участница пишет: «царапки (бро боится резать глубже)»); многие участники пишут о том, что обрабатывают свои повреждения для того, чтобы процесс заживления не осложнялся загрязнением раны, попаданием в нее болезнетворных микроорганизмов и др. («жаль, что пока не смогу  даже выместить злость на ногу сегодня, т.к. ватных дисков нет, а занести заразу не очень-то и хочется»). Вероятно, эта тенденция связана с эстетическими представлениями участников деструктивной группы о том, какие повреждения тела являются эстетичными (наносимые самостоятельно), а какие – нет (неконтролируемые ими повреждения, например, в результате загрязнения раны).

После качественного описания содержания текстового деструктивного контента перейдем к анализу его количественных параметров с целью выявления структурных компонентов речевой модели коммуникативного поведения лиц, состоящих в деструктивных группах в цифровом социальном пространстве (посвященных тематике самоповреждающего поведения). В Табл. 2 представлены результаты расчета описательных статистик (среднего значения и стандартного отклонения) по параметрам речевой активности представителей деструктивных групп.

Таблица 3

Количественный анализ параметров речевой активности (описательные статистики)

Параметры речевой активности	М±µ
Общее количество постов	70
Общее количество диалогов (в обсуждениях к постам)	5±0,29
Общее количество речевых единиц	168±5,83
Объем сообщения (в речевых единицах)	4±1,62

 

Выявленная структура речевой модели коммуникативного поведения лиц, включенных в деструктивные группы в цифровом социальном пространстве (посвященных тематике самоповреждающего поведения), отличается закрытостью, наличием специфического сленга, центрированностью на себе, избыточным предоставлением личной информации анонимным пользователям каналов, демонстративностью, агрессивностью (в том числе сексуального характера), отрицательной модальностью, что свидетельствует о деструктивном характере как коммуникации в рамках исследуемых каналов, так и самих каналов в целом, что может усугублять внутриличностные проблемы состоящих в них лиц.

Выводы

В соответствии с целью исследования нами была выявлена структура личностной идентичности представителей деструктивных групп в цифровом социальном пространстве. При выдвижении гипотезы мы предположили, что структура личностной идентичности представителей деструктивных групп в цифровом социальном пространстве, посвященных тематике самоповреждающего поведения, включает такие личностные особенности как антисуицидальная мотивация, деформация самоотношения, низкий уровень эмоциональной саморегуляции, склонность к риску, поиск референтной группы, демонстративность, интериоризация агрессии, стремление к самопознанию.

В отношении выдвинутой гипотезы стоит конкретизировать, что мы не уточняли, чем может быть обусловлена психологическая специфика структуры личностной идентичности субъекта, имеющего самоповреждающее поведение, – социальными, биологическими, личностными или иными факторами. Представления о многофакторном характере самоповреждающего поведения как результата взаимовлияния биологических (например, типа нервной деятельности), социальных (переживание психотравмирующего опыта насилия, отвержения, социальное научение и др.) и личностных детерминант (например, демонстративность как черта личности) подробно освещены в отечественной и зарубежной литературе [1; 6-8].

Также неоднозначен вопрос о том, являются ли выделенные нами компоненты личностной идентичности предикторами риска формирования самоповреждающего поведения или результатом искажения личностной идентичности в рамках деструктивной группы при потреблении аналогичного контента. На наш взгляд, перспективой развития данного исследования выступает дифференциация компонентов личностной идентичности, являющихся факторами риска формирования самоповреждающего поведения, вступления в деструктивные группы, последствиями нарушения структуры личностной идентичности в результате осуществления самоповреждающего поведения и общения в рамках деструктивного сообщества.

Кроме того, стоит отметить, что не все выделенные нами компоненты личностной идентичности оказались выражены эксплицитно в изучаемом материале (например, потребность в самопознании), что может объясняться небольшим объемом кейсов, к тому же, данное исследование не является лонгитюдным, что тоже могло сыграть свою роль.

Еще для анализа результатов исследования важно отметить, что помимо выделенных компонентов личностной идентичности, прошедших эмпирическую проверку (антисуицидальная мотивация, деформация самоотношения, низкий уровень эмоциональной саморегуляции, склонность к риску, поиск референтной группы, демонстративность, интериоризация агрессии), нами были обнаружены индивидуально-психологические особенности представителей деструктивных групп, о которых мы не писали при обосновании гипотезы: самоутверждение участников деструктивных групп в своих сообществах через нанесение себе вреда; тенденции инфантилизации речи, сексуализации, эротизации, романтизации самоповреждающего поведения, избирательного причинения себе вреда.

Вопросы о том, какие из выделенных компонентов личностной идентичности и какие  из выявленных индивидуально-психологических особенностей лиц, включенных в деструктивные группы в цифровом социальном пространстве, являются специфичными для самоповреждающего поведения, но не других видов девиантного поведения, для конкретной выборки, а не всей генеральной совокупности, также предстоит решить при развитии исследования, в рамках которого возможно сочетание номотетического и идеографического подходов в целях получения объективных данных об общих закономерностях популяции и индивидуальных особенностях личности.