КРЕСТЬЯНЕ-ОТХОДНИКИ В КОНТЕКСТЕ ГОРОДСКОЙ ЖИЗНИ В 1920-Х ГОДАХ (НА МАТЕРИАЛАХ КОСТРОМСКОЙ И ЯРОСЛАВСКОЙ ГУБЕРНИЙ)

Новая экономическая политика, пришедшая на смену «военному коммунизму» в 1921 году, привела к оживлению экономики и заинтересованности крестьян к труду в сельском хозяйстве. В тоже время многие из них стремились восстановить довоенное стремление к побочному заработку, которое в годы потрясений – Первой мировой войны, революции 1917 года и Гражданской войны, оставалось невозможным. Крестьяне, которые отправлялись на заработки в города, подмечали развитие крупных городов в отличие от сохранившей традиционные ценности деревни.

Так как основная квалификация провинциальных отходников, прибывающих на заработки, была строительной, то их наплыв в города всегда достигал внушительных размеров. Например, в 1925 году, вследствие наплыва строителей в столицу, безработица среди них сильно возросла. В Москве в этот год количество безработных строителей достигало значительной цифры в 25 000 человек [1, с. 56].

Интересно описание прибытия отходников из Костромской губернии в Москву на заработки, а в особенности, молвитинских шапочников: «по тротуару идёт компания мужчин в засаленных ватных пальто, двое в потрёпанных кожаных куртках, у одного в руках жёлтый чемодан» [11, с. 4]. Образ отправляющихся на заработки крестьян из Ярославской губернии был также запоминающимся: «бренчат рубанки, долота, а из-за кушака свешивается кривая ручка топора, лязгает пила. Все скопом располагаются в углу, сваливают «струмент» в общую кучу. Каменщики Даниловского и Ярославского уездов с лицами точно ярко начищенная медь. Важно разглаживают бороды, заводят степенные разговоры и степенно становятся в очередь для отметки» [2, с. 4].

На здоровье отходников, оказавшихся на заработках в городе, негативно влияли те условия, в которых они трудились на временных работах, а также проводили свободное времяпрепровождение. Первое, что волновало сезонных рабочих, когда они прибывали на работы в город, - невозможность найти достойное помещение либо квартиру для проживания, так как они были  недоступны для них. Писатель Радищев Л.Н. высказался в своём произведении по этому поводу: «организованный приём сезонников, их культурное обслуживание – это островки, виднеющиеся в бушующем море стихии неорганизованности, безответственности, хаоса, разгильдяйства. Вновь начинается спешка, беготня, неувязка, как будто прибытие сезонных рабочих – совершенно неожиданный сюрприз» [12, с. 6-7]. Вопрос об отсутствии достойного размещения регулярно волновал отходников. Например, шапочники-отходники, вследствие дороговизны съемной квартиры, жильё нанимали настолько малое, что «мастерам приходилось спать в вповалку, на чём попало и даже поочередно» [8, с. 2].

Наиболее выгодное положение было у отходников, трудившихся на лесозаготовках. Это объяснялось тем, что наибольшее количество этих людей жили и работали в той губернии, где сами и проживали. В Костромской губернии, на основании Костромского губернского профессионального союза сельскохозяйственных и лесных рабочих за 1927-1928 годы, из всего числа сезонных рабочих, работающих на лесозаготовительных работах, жили в зимницах или бараках около 25-30% человек, по домам своим – около 40%, а остальные по квартирам, нанятым лесоорганизациями [5, Л.1-10]. Но и эти условия для лесозаготовщика были тяжёлыми. Например, Владимирский Н.Н. так описывает зимницу: «наскоро и плохо сложенный и кое-как проконопаченный четырёхстенный десятиаршинный сруб, высотою аршина 2-3, чаще без окон и без деревянного пола. Сруб покрыт односкатной или двухскатной невысокой башней, состоящей из еловых ветвей или коры, набросанных поверх жердей» [4, с. 20-21]. Одна зимница вмещала в себя 20-30 человек.

Кроме того, найти врача, а также необходимую медицинскую помощь в условиях травм на изнурительной работе было практически невозможно, так как медицинский работник был таким же сезонным рабочим, которого перебрасывали с одного места на другое: «так и не нашлось для рабочего медпомощи, ни капли йода, ни кусочка бинта. Сердобольный техник добежал до аптеки и купил всё необходимое на свои деньги» [12, с. 13].

Питание отходников в местах их временной работы тоже было скромным. К примеру, в рассказе «Отходники» имеется информация о том, что питались владимирские отходники только пшённой кашей, хотя деньги за питание из них вычитали: «не только мяса, но и хлеба стали жалеть» [13, с. 114].

Неоднократно крестьяне жаловались на нарушение техники безопасности на работах. Для рабочих, имеющих дело с электрическим током, применялись резиновые перчатки, которые должны был не пропускать ток, для тех, кто трудился на мокрых работах – специальная обувь. Для сезонников, которые работали с вредными химическими веществами, полагались особые продукты питания, такие как, молоко и масло. А также специальное обмундирование – очки и респираторы [9, с.23]. Однако на предприятиях эти требования неоднократно нарушалось. Например, плотникам выдавали белые брюки из грубой материи, а мостовикам – тряпочные навертки. А поскольку отходников было гораздо больше ожидаемого числа в сезон работ, то многим не хватало обмундирования. В повести Радищева Л.Н. указано, что  «приходят сапоги: пять пар на пятьдесят человек» [12, с.13-14].

Кроме того, отходники в крупных городах злоупотребляли вредными привычками, на которые тоже тратились заработанные в отходе деньги. «Ютясь в грязных и тесных лачугах, отходники попадали под влияние вредных привычек и пороков: орлянка, карты, пьянство и проституция, вот как отходники отдыхали от каторжного труда» - так описывал их времяпрепровождение на заработках Щербаков И. [15, с.2]. Светозаров В.А. в своей литературной прозе, подчеркнул употребление алкоголя владимирскими отходниками: «так, а ты, сестричка, откуда взялась тут? – тихо спросил Трофим, с трудом поворачивая голову. – Понимаешь, тово я. Клюкнул вчера немного… Башка с похмелья трещит» [13, с.112-114]. По данным наблюдений Казаринова Л., изучающего отходничество в Чухломском уезде Костромской губернии, пьянство было особенно развито среди маляров: «таких лиц ежегодно высылалось в Чухлому этапным порядком до 600 человек» [10, с. 15]. Соответственно, можно сделать вывод о том, что за пересылку такого отходника приходилось заплатить его семье. Таким образом, тесная связь отходников с алкоголем была связана как с тяжёлыми условиями труда на промыслах, так и с той привычкой, которая вырабатывалась в деревенском человеке веками. Как подытожил Владимирский Н.Н.: «Сильны ещё старые привычки!». Но в любом случае, в каком бы состоянии отходник не был, ему в любом случае нужно было в понедельник выйти на работу, так как один нерабочий день понижал заработок, который так важно привезти в деревню, а за прогулы сезонника могли уволить. Поэтому «некоторые из них если и пьют, то главным образом в дни получки, по субботам, раза два в месяц» [12, с. 14-15].

В отходе процветала проституция и порочные связи среди отходников. Оставив свои семьи в деревнях, отходники обзаводились новыми семьями, основанными на «гражданских узах» [7, с.2]. К примеру, диалог двух отходников-шапочников, прибывших в Москву:

«-И он в Москву! На кого Параню-то оставил, рыжий?

-Э… Мало ли там. А мы…другую найдём. Верно? – подмигивает он кучке девиц, расположившейся поодаль» [15, с.2].

В Чухломском уезде для избегания порочных связей существовал обычай женить отправляющегося на заработки, чтобы и дома оставалась работница, а также обезопасить самого отходника от неразумных действий. Так, 17-18-летних парней женили, а через 2-3 недели после брака они отправлялись в отход. В то же время «жизнь их засасывала, и не редко такой молодожён забывал молодую жену и предавался разгулу» [10, с.16]. Помимо появления «вторых семей», отходники заражались венерическими заболеваниями, которые потом заносили и в деревню. В Буйском и Чухломском уездах Костромской губернии существовали деревни, в которых все жители болели сифилисом, которая из-за несвоевременного обращения к врачам и неосведомлённости, становилась настоящим бичом деревни. Так, в Головинской волости Буйского уезда «женщины при появлении язв не обращают внимания  и на советы лечиться, говорят, что простудилась  т.д.  И вовсе не подозревают той серьёзности болезни, которую она на самом деле имеет» [5, Л.1-10].

Кроме того, отходники, побывавшие на заработках в городах, постепенно начинают отлучаться от вероисповедания. В городах их часто агитировали в свою церковь сектантские пропагандисты. Несомненно, обрабатывать крестьянина, отдаленного от культурного восприятия во время, когда религиозные устои начинают постепенно ломаться, было достаточно просто.

Та молодёжь, которая вступила в Комсомол и отказалась от вероисповедания под влиянием советской антирелигиозной пропаганды, вернувшись с заработков в деревни, распевала популярные ироничные стихи, песни и частушки. Например:

     «По деревне поп идет,                              Хлещет поп в селе украдкой,

       Без подачки с фигою.                              Самогон у кулаков…              

У попа отбили хлеб                                 Эх, играй моя трёхрядка

            Комсомольцы с книгою.                         Против бога и попов» [7, С.2].

Показателем в 1920-е годы равнодушного отношения крестьян к религии являлся тот факт, что в деревне стали распространяться гражданские браки и разводы, а также отсутствие желания крестить собственных детей.

Те отходники, которые оставались в крупных городах и обзаводились там семьями, нередко отказывались венчаться и крестить детей, чем гневили и расстраивали своих родственников, оставшихся в деревнях, таким образом, ломая старые представления о Боге: «скоро родится ребенок, уж это верно – крестить не будут. Моя жена и не дотронется до ребенка. Разве только окстят потихонечку» [Там же, С.2].

Кроме того, неземледельческие промыслы не только разрушали устоявшиеся веками отношения в деревенской жизни, но и вносили в деревню городскую культуру, так как вследствие временного пребывания в городской среде отходники образовывались грамоте. Владимирский Н.Н. пишет, что «не только школьная сеть, но в значительной мере и широкое развитие отхода, подняло грамотность костромского крестьянства настолько, что мы можем закончить ликвидацию неграмотности к 9-ой годовщине Октября» [3, С.2]. Иной раз отхожий промысел помогал профессионалам совершенствовать свои знания и умения в крупных городах, а далее использовать эти умения в своих деревнях. Например, существует мнение о том, что костромские «питерщики»-маляры становились хорошими живописцами и даже художниками, не проходя специальных школ. А многие из них, возвращаясь домой, знакомили население со своим искусством [14, С.11]. На заработках в городе сезонник образовывался местной культуре, знакомился с литературой и периодическими печатями, недоступными в деревнях. Интересовали сезонников, в первую очередь, темы, связанные с сельским хозяйством. Так, на страницах «Северного рабочего» за 1926 год можно встретить интервью у плотника: «любим мы и газетку, и журнальчик почитать. Об удобрении земли, семенах, о разном таком» [6, С.3].

Отхожее население активно интересовалось политикой советской власти – присутствовало на собраниях, где выступали видные политические деятели той эпохи, а затем, приезжая с заработков, знакомили с идеологией Советского государства местное деревенское население. К примеру, в докладе об экономическом состоянии Головинской волости Буйского Костромской губернии указано, что у многих отходников в записных книгах «записаны цитаты из речей, слушаемых ими в Москве и Ленинграде, тов. Рыкова, Калинина, Зиновьева и др. Они пользуются этими записями на собраниях для того, чтобы посадить «в голову» местного работника не знающего того или иного закона советской власти» [5, С.1-10].

Таким образом, город в 1920-е годы манил крестьян многообразием видов деятельности, а также перспективами использования своих профессиональных качеств в новых направлениях деятельности, которые стали доступны в 1920-е годы в Советском государстве. Отходники, в основном молодое поколение, стремились приобщиться к городской культуре, познакомиться с идеями советской власти и, в частности, комсомола, а также поучиться у городской рабочей молодёжи, так как у каждого крестьянина, помимо получения побочной прибыли от неземледельческого отхода, оставалась мечта – «выбиться в люди». В связи с этим наблюдались в данный период отказ от религиозных предубеждений и традиционных семейных ценностей, знакомство с советской литературой и печатью, которые в дальнейшем становились привычкой для советского гражданина. В то же время мы видим, когда отходник прибывал в город, то его надежды на комфортные условия в городе исчезали так же, как и его желание получать высокий доход. В связи с этим прослеживались негативные явления – пьянство, проституция и интерес к азартным играм.