Понятие экстремизма в свете нововведений в антиэкстремистское законодательство

Антиэкстремистское законодательство широко как по количеству существующих норм, так и по приёмам его точного определения. На наш взгляд, отделяя нормы антиэкстремистской направленности следует исходить, помимо формального критерия (названия нормы, закрепления нормативного материала в тексте кодексов об уголовной и административной ответственности, официальной дефиниции, данной в определяющем законе[1]), также из мотивов, которыми руководствуется виновный, а именно, в желании причинить вред не жизни или здоровью конкретного человека, его имуществу и т.п., а в стремлении осуществить посягательство на политическое, идеологическое, расовое, национальное или религиозное равноправие[2]. Основным объектом преступлений экстремистской направленности выступают государственные интересы в области охраны конституционных основ и безопасности государства[3]. Антиэкстремистское законодательство в первую очередь стремится пресечь такие смертоносные, предельные и особо пагубные общественные явления, как сепаратизм, терроризм, расизм, крайний национализм, что зафиксировано и высокими актами международного значения[4]. Вместе с тем, ученые отмечают, что юридически состоятельно и общественно полезно разводить понятия экстремизма и насильственного экстремизма, причем суровому наказанию должен подлежать именно последний. Как отмечает С.В. Михайлов: "Отсутствие в Российской нормативной дефиниции экстремизма признака насильственных действий влечет тождество ненасильственного и насильственного экстремизма, поэтому категория экстремизма является слишком широкой и размытой, что явно диссонирует с принципом правовой определенности"[5]. С требованиями ясности и определенности правовых норм в уголовном законодательстве выступал Конституционный Суд РФ[6]. Различают также государственный терроризм, политический, идеологический, экологический, религиозный экстремизмы, и все же главный и общий признак которых – применение или угроза применения нелегитимного насилия[7].

В науке дефиниции экстремизма также придают такие черты как высокая общественная опасность, антисоциальный характер деятельности, противоречащий конституционны нормам[8]. Также в литературе отстаивается точка зрения об асоциальном характере экстремизма[9]. На наш взгляд, определяя, что такое экстремистская деятельность, следует исходит из следующего: это – 1) угроза социально-правовой организации общества, 2) выраженная посредством насилия или угрозы применения нелегитимного насилия, 3) имеющая целью захват, свержение или дискредитацию конституционного правового строя и ценностей, 4) связанная с дискриминационной идеологией и деятельностью, нарушающей права человека. При этом следует отделять степень общественной опасности, вины, мотивов, последствий действий виновных в экстремисткой деятельности, с тем, чтобы назначенное наказание было соразмерно их правонарушению и преступлению, что, в конечном счете, соответствует целям административной и уголовно-правовой санкции.

КоАП РФ закрепляет серию составов правонарушений экстремистской и террористической направленности. Административные правонарушения экстремистской направленности в Кодексе об административных правонарушениях законодателем в отдельную главу не выделены, однако, по мнению С.А. Ищенко:  «Такие статьи составы КоАП РФ как "Злоупотребление свободой массовой информации", "Производство и распространение экстремистских материалов" восполняют недостающий пробел"[10]. На наш взгляд, к переченю составов экстремисткой направленности можно отнести составы, которые пополнили КоАП РФ и УК РФ в связи с режимом проведения специальной военной операции. Так, в КоАП была введена новая статья 20.3.3, которая предусматривает ответственность за «публичные действия, направленные на дискредитацию использования Вооруженных Сил Российской Федерации в целях защиты интересов Российской Федерации и ее граждан, поддержания международного мира и безопасности, в том числе публичные призывы к воспрепятствованию использования Вооруженных Сил Российской Федерации в указанных целях». За повторное нарушение в течение года, согласно принятым поправкам в УК РФ, для граждан следует ответственность по новой ст. 280.3 УК РФ. Таким же характером борьбы с проявлением экстремизма, на наш взгляд, обладает статья ст. 20.3.4 о призывах к введению или продлению политических или экономических санкций в отношении Российской Федерации, ее граждан или российских юридических лиц (за повторное нарушение следует уголовная ответственность по новой ст. 284.2 УК). Существенно расширена диспозиция ст. 20.29 КоАП (производство и массовое распространение экстремистских материалов): по новым правилам к ответственности можно привлекать за распространение не только материалов, включенных в Федеральный список, как было раньше, но и таких, которые туда не включены, если их содержание, по мнению суда, соответствует определению в законе «О противодействии экстремистской деятельности» (или в иных относимых федеральных законах, которые могут быть приняты в будущем). В КоАП была введена новая ст. 13.48 об установлении административной ответственности за отождествление «целей, решений и действий» руководства СССР и нацистской Германии, а также за «отрицание решающей роли советского народа» в ее разгроме. В конце июня этого года Конституционный суд России опубликовал датированные 30 мая определение об отказе в принятии к рассмотрению 13 жалоб граждан на нарушение конституционных прав частью 1 статьи 20.3.3 КоАП. Заявители обосновывали свою позицию тем, что статья о «дискредитации» нарушает их право на свободу слова, свободу собраний и конституционный запрет на введение обязательной идеологии, а также является дискриминационной. Конституционный Суд РФ отметил, что рассматриваемая в определении статья Конституции России не противоречит. Конституционный Суд отметил, что понятие дискредитации в статье используется в общепринятом значении: «подрыв доверия отдельных граждан и общества в целом к кому-либо, к чьим-либо действиям (деятельности)»[11]. С точки зрения КС, направленность решений государственных органов на защиту интересов России и поддержание мира и безопасности нельзя ставить под сомнение «произвольно, исключительно на основе субъективной оценки и восприятия», к тому же для морально-психологического настроя бойцов нужна общественная поддержка. Публичная негативная оценка может «содействовать силам, противостоящим интересам Российской Федерации и граждан», даже если такой цели автор высказывания и не ставил. Особенно это касается призывов к «воспрепятствованию использованию» войск. КС считает, что ст. 20.3.3 КоАП не вводит обязательной идеологии, не направлена на пропаганду войны, не является дискриминационной и не посягает на свободу придерживаться тех или иных убеждений, «поскольку такая свобода не предполагает совершения лицом правонарушений». В этой связи нельзя не согласиться с Н.Г. Канунниковой: "Данные административно-правовые нормы регулярно совершенствуются, что свидетельствует об актуальности привлечения к ответственности за вышеназванные правонарушения"[12].