Сюжетно-фабульные решения в рассказах А.П. Чехова об учителях («Клевета», «В Париж!»)

Главный герой в прозе Чехова — рядовой человек со своими каждодневными делами и заботами, поскольку, по заключению М.Б. Лоскутниковой, писатель «привел в литературу человека работающего» [1, c. 44]. В силу этого фабульная сторона жизни чеховских героев предопределена особенностями их профессии, в том числе уже в первый период творчества писателя (1880-1886). Так, И.Н. Сухих в коллективной монографии «Ранний Чехов» подчеркивает: «Антоша Чехонте до мозга костей фабульный художник» [2, c. 184]. Однако сюжетные решения в прозе Чехова о людях одного профессионального круга разноплановы.

Наряду с образами представителей артистической среды и врачевания — докторов и медицинских работников (что, безусловно, является приоритетом в чеховской характерологии), писатель вывел и фигуры учителей. Сюжетно-фабульное изображение жизни последних — предмет интереса в данной статье.

Чехов начинал свою литературную деятельность как автор фельетонов и коротких юмористических рассказов. По доказательной мысли В.И. Тюпы, «ранние рассказы писателя, подписывавшиеся псевдонимами, принадлежали по преимуществу к жанру литературного анекдота» [3, c. 133]. В том числе содержательные и формальные особенности анекдота свойственны и ранним рассказам Чехова об учителях.

Так, например, представлены герои в рассказе «Клевета» (1883). Черты литературного анекдота проявляются уже в «говорящих» фамилиях действующих лиц из учительской среды: учитель чистописания Ахинеев, учитель математики Тарантулов, учитель словесности Додонский, помощник классных наставников Ванькин и др. Центром сюжетно-фабульного развития в произведении становится свадьба: «Учитель чистописания Сергей Капитоныч Ахинеев выдавал свою дочку Наталью за учителя истории и географии Ивана Петровича Лошадиных» [4. т. 2, c. 276].

Сюжет рассказа построен на ситуативных недоразумениях. Случайно во время свадебного обеда в доме Ахинеева на кухне оказывается коллега хозяина дома — Ванькин, который становится, как ему показалось, свидетелем пикантной сцены: глава семейства дома целуется с кухаркой Марфой. На самом же деле Ахинеев наслаждался аппетитным видом «большого заливного осетра» [4. т. 2, c. 276], причмокивая губами. Ванькин слышит, как ему представляется, «звук горячего поцелуя» и вопрошает: «С кем это ты?» [4. т. 2, c. 277]. Переживая по поводу нелепого суждения Ванькина об услышанном, Ахинеев сам со смехом рассказывает о случае на кухне каждому гостю, присутствовавшему на свадебном обеде. Однако через неделю нелепая история предстает в ином свете: возникает сплетня о сожительстве Ахинеева с кухаркой. Дикая сплетня дошла и до жены Ахинеева, а отсюда и скандал в семье, возникший из-за мнимой супружеской неверности. Таким образом, в рассказе важен эффект случайности. «Звук поцелуя», появление Ванькина на кухне, закономерные переживания Ахинеева — всё вместе закручивает клубок событий, следствием которых является клевета.

В рассказе «В Париж!» (1886) показан учитель уездного училища Лампадкин, снимающий комнату в квартире приятеля — секретаря земской управы Грязнова. Однажды, возвращаясь с именин общего знакомого и будучи сильно навеселе, друзья оказались в кругу «обывательских собак» [4. т. 5, c. 46], одна из которых покусала обоих. Это событие мгновенно стало достоянием общественности во всем городке — и из опасения, что покусавшая дворняжка была бешеной, было решено отправить приятелей сразу в Париж: «Вы поедете к Пастеру» [4. т. 5, c. 49]. Так в сюжет рассказа был вписан исторический факт — информация об опытах лечения от бешенства, осуществляемых французским бактериологом Луи Пастером, клиника которого была открыта в Париже в 1885 году. В итоге такого сюжетного развития в рассказе «через пять дней на местной станции происходили торжественные проводы секретаря и педагога»: провожать отъезжающих «собралась вся интеллигенция» [4. т. 5, c. 50]. Смеховой эффект состоит не только в том, что проводы состоялись лишь через пять дней после события (когда возможное инфицирование бешенством стало бы реальностью), но и в том, что друзья доехали лишь до Курска. Причем если педагогу Лампадкину хватило ума и денег, чтобы через четыре дня возвратиться домой, его приятель за отсутствием того и другого застрял в Курске, и от семьи Грязнова требуется, чтобы их дорогому Васе прислали денег дня возвращения в родной городок.

Показывая «маленьких людей», попавших в нелепые ситуации, Чехов сохраняет известную степень симпатии к ним. Так, для писателя важно, что Лампадкин — учитель, преданный своему делу, в силу чего он постоянно рассуждает о «новой грамматике Грота» и о представленных в этой учебной книге требованиях к «именам прилагательным в родительном падеже единственного числа мужеского рода» [4. т. 5, c. 46]. Лампадкин мучительно размышляет о нововведениях в преподавании русского языка и соответственно о линии своего учительского поведения в отношении учеников (что делать, если «вчера Перхоткина без обеда за его ого в слове золотого оставил»? [4. т. 5, c. 46]).

Чеховские рассказы раннего периода творчества, в т. ч. об учителях, отличает, как правило, легкая ирония. Комическое начало в сюжетно-фабульной организации такого рода произведений знаменуют «говорящие» имена героев — «маленьких людей», а также нелепые сюжетные ситуации, развернутые в контексте профессионального образа жизни героев, определяемого фабулой как жизненным материалом.

Однако следует подчеркнуть, что не все рассказы 1880-1886 годов созданы писателем в комическом духе. Так, уже в рассказе «Учитель» (1886) образ главного героя и обстоятельства его жизни представлены в драматических красках. В дальнейшем — в прозе Чехова 1890-х годов — эта (а не комическая) направленность воссоздания действительности окажется главенствующей.

          Чеховские рассказы отличает особый тон повествования - лирическая ирония. Писатель как бы с грустной усмешкой вглядывается в человека и напоминает о жизни идеальной, прекрасной, какой она должна быть, причем своего представления об идеале он деликатно не навязывал, публицистических статей на сей счет не писал, а делился своими размышлениями в письмах к близким ему по духу людям: «Мое святое святых, - пишет Чехов в письме к А.Н. Плещееву, - это человеческое тело, здоровье, ум, талант, вдохновение, любовь и абсолютнейшая свобода, свобода от силы и лжи, в чем бы последние две не выражались. Вот программа, которой я держался бы, если бы был большим художником».