КОНСТИТУЦИОННЫЕ ПРАВА ЧЕЛОВЕКА НА СВОБОДУ ИНФОРМАЦИИ И ЗАЩИТУ ПЕРСОНАЛЬНЫХ ДАННЫХ В ЦИФРОВУЮ ЭПОХУ

Понятие "цифровые (информационно-цифровые) права" не так давно вошло в отечественный и международный правовой оборот. Сегодня под основными цифровыми правами обычно понимаются, прежде всего, права человека на:

1. свободное получение и распространение цифровой информации, включая доступ к сети Интернет;
2. защиту цифровых персональных данных.

Правовой основой цифровых прав личности является общепризнанное право человека на свободу информации в его многообразном проявлении, включая права свободного поиска, получения, передачи, производства и распространения информации любым законным способом, которое закреплено как на международном, так и на национальном уровнях.

Право на свободу информации конкретизируется иными фундаментальными конституционными правами на определенные виды и способы передачи информации, а именно: право каждого на тайну переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений (ч. 2       ст. 23 Конституции Российской Федерации (далее также - КРФ); право каждого на дачу согласия на сбор, использование и распространение информации о его частной жизни (ч. 1 ст. 24 КРФ); право каждого на обеспечение органами государственной власти и местного самоуправления, их должностными лицами возможности ознакомления его с документами и материалами, непосредственно затрагивающими его права и свободы, если иное не предусмотрено законом (ч. 2 ст. 24 КРФ); право на свободу массовой информации (ч. 5 ст. 29 КРФ).

Вместе с тем, цифровые права не получили закрепления в действующем российском законодательстве и находятся на стадии теоретической разработки. Их законодательное понимание сводится исключительно к гражданско-правовым отношениям (ст. 141.1 ГК РФ). Однако уже сегодня можно говорить о том, что они могут быть нарушены со стороны третьих лиц (производителем, продавцом, провайдером, сотовым оператором, преступником или государством).

Право на свободное получение и распространение цифровой информации, включая доступ к сети Интернет, конкретизирует положения       ч. 1 и ч. 4 ст. 29 КРФ. В связи с этим отметим, что право на информацию, реализуемое при помощи новейших цифровых технологий, обогащается новыми формами реализации и обеспечения.

Долгое время именно пространство Интернет оставалось зоной практически полностью свободной от цензуры, однако в последнее время государство стало уделять значительное внимание проблеме ограничения свободы слова в виртуальных сетях, путем введения дополнительных законодательных запретов и ужесточения юридической ответственности за их нарушение.

В этой связи активно дискутируются новеллы российского законодательства призванные поставить под государственный контроль распространение информации и общение граждан в виртуальном пространстве, в частности, отнесение к мелкому хулиганству распространения в информационно-телекоммуникационных сетях информации, выражающей в неприличной форме, которая оскорбляет человеческое достоинство и общественную нравственность, явное неуважение к обществу, государству, официальным государственным символам Российской Федерации, Конституции Российской Федерации или органам, осуществляющим государственную власть в Российской Федерации.

Развитие цифровых коммуникационных технологий приводит к повсеместному внедрению таких технологических решений, которые будут позволять государствам и частным корпорациям накапливать, хранить и использовать информацию о перемещении, местонахождении, предпочтениях и увлечениях человека, начиная с момента его рождения. Возникает необходимость установления допустимых пределов такой деятельности, которые позволят защитить человека от возможных злоупотреблений.

Помимо законодательной и правозащитной деятельности, действенным инструментом установления подобных пределов и эффективной защиты персональных данных, становится национальное и международное правосудие.

Так, в ряде Постановлений Конституционного Суда Российской Федерации отражена базовая для реализации цифровых прав правовая позиция о том, что конституционные установления относительно свободной реализации права на поиск, получение, передачу, производство и распространение информации, гарантированные в том числе нормами международного права, в полной мере относятся к любой информации - независимо от места и способа ее производства, передачи и распространения, включая сведения, размещаемые в информационно-телекоммуникационной сети Интернет.

Защита гарантированных Европейской конвенцией по правам человека от 04.11.1950 г. информационно-цифровых прав личности (статья 8 - право на уважение частной и семейной жизни; статья 10 - право на свободу выражения мнения) становится также одним из приоритетных направлений практики Европейского суда по правам человека.

Так, в Постановлении от 18.12.2012 по делу "Ахмет Йылдырым против Турции" нарушением ст. 10 Европейской конвенции по правам человека суд посчитал необоснованную и неизбирательную блокировку государством доступа к сети Интернет или к отдельным его ресурсам.

Вместе с тем, в Постановлении от 16 июня 2015 г. по делу "Компания "Делфи АС" против Эстонии" суд заключил, что мониторинг анонимных комментариев пользователей, которые по своей форме представляют собой разжигание ненависти и подстрекательство к насилию, не нарушает ст. 10 Европейской конвенции по правам человека.

В Постановлении по делу "Роман Захаров против Российской Федерации" от 04.12.2015 г. суд признал, что тайное прослушивание телефонных переговоров при проведении оперативно-розыскных мероприятий без достаточного законного на то основания нарушает ст. 8 Европейской конвенции по правам человека. Кроме того, суд указал, что положения российского законодательства, регулирующие прослушивание переговоров, не обеспечивают достаточных гарантий защиты от произвола и риска злоупотреблений со стороны государственных органов.

В другом знаковом Постановлении по делу "Бен Фаиза против Франции" от 08.02.2018 г. суд пришел к выводу, что определение геолокации человека в реальном времени посредством GPS, при отсутствии достаточного законодательного регулирования степени и пределов дискреционных полномочий властей, является нарушением ст. 8 Европейской конвенции по правам человека.

В научной литературе справедливо отмечается, что в российском "… законодательстве отсутствует даже примерный перечень персональных данных о лице, а также четкие критерии отнесения конкретных сведений о лице к персональным данным". Это порождает ситуацию неопределенности с отнесением к персональным данным тех или иных сведений о лице.

Таким образом, полагаем, что судебная власть, устанавливая допустимые пределы ограничения цифровых прав граждан со стороны государства, в то же время, должна способствовать их более полному регулированию на законодательном уровне.