ПРОБЛЕМА ПРАВОВОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ «ОБЯЗАННОСТИ ЗАЩИЩАТЬ» В СВЕТЕ ПОРОЖДАЕМЫХ РИСКОВ

При рассмотрении «обязанности защищать» необходимо и учитывать такую серьёзную проблему, как проблема толкования. Несмотря на усилия специально учреждённой Международной Комиссии по вопросам вмешательства и государственного суверенитета в какой-то мере внести ясность в рассматриваемый вопрос, результаты которых мы можем наблюдать в тексте их доклада, много вопросов остаются открытыми ввиду широких возможностей толкования, существующих в практике международного права.

Например, п.1. упомянутого Доклада лишь в исключительном и экстраординарном порядке предусматривает право на проведение интервенции  с целью защиты граждан другого государства, при этом лишь в случае соблюдения условий: военное вмешательство проводится в случае «нанесения большого и непоправимого вреда людям или её небольшой вероятности в виде   крупномасштабных человеческих жертв или крупномасштабных  «этнических чисток[1]». Однако каким образом можно оценить размер и степень непоправимости вреда, его вероятность? Как  доказать именно факт этнической чистки? На практике это вызывает много трудностей, так как каждый случай рассматривается индивидуально. В результате международное сообщество вынужденно сталкивается с весьма субъективной оценкой фактов, в иной раз не соответствующих действительности (что вовсе неудивительно с учётом специфики международного права – системы принципов и норм, создаваемых самими государствами, и в отсутствие какого-либо наднационального органа).

То же самое можно заявить в отношении принципов применения концепции. Одним из самых проблематичных дел в данном случае является  доказывание принципа благого намерения. На повестку  повторно выносится вопрос: каким образом оценивается это намерение? В принципе сама по себе категория намерения представляется не столь целесообразным в контексте международного права в силу  специфики его весьма узкого субъектного состава. Так, США неоднократно заявляли о наличии благих намерений с их стороны в случае с операцией в Косово – однако в результате ни одной стороне конфликта никогда не узнать о том, насколько заявленная государством, проводившим военное вмешательство в то или иное государство, цель или намерение соответствует действительно задуманным. То же самое касается и других суверенов.

Отсюда же вытекает сложность толкования принципа вероятности успеха. Слабо представляется, какой анализ должно провести государство, планирующее осуществить вмешательство, дабы оценить в должной мере вероятный успех. При этом в данном случае это даже не столько зависит от воли государства, сколько от хода самой операции и непредвиденных обстоятельств. Если вернуться к тому же примеру проведённой в своё время интервенции НАТО в Косове, то стоит бы вспомнить большое количество убитых в результате проведенной операции «Союзной силы» было больше убито граждан, нежели спасено, что не может не навести на мысль: насколько это можно было предвидеть и насколько это было неожиданно?

Таким образом, на примере разобранных примеров можно утверждать о существующих сложностях толкования положений пунктов Доклада, устанавливающих условия, принципы применения и использования «обязанности защищать» и т.д. Однако этим же подчёркивается и наличие правовых пробелов, что обусловливает необходимость более чёткого правового регулирования.

На данный момент государства не поднимают на повестку дня вопрос о необходимости правового регулирования рассматриваемой концепции, оно и логично – ведь суверены не хотят сами себя ограничивать. На сегодняшний день  можно говорить о разрешенной интервенции в контексте реализации права на самооборону ( в т.ч. коллективной )  на уровне Устава ООН  лишь в случае «если произойдет вооруженное нападение на Члена Организации, до тех пор пока Совет Безопасности не примет мер, необходимых для поддержания международного мира и безопасности[2]», при этом государство должно действовать сообща с Советом Безопасности. Рассматриваемая нами операция «Союзная сила» - пример применения одним государством против другого военной силы в игнорирование упомянутой ранее уставной нормы. Предвидя возможное вето со стороны других постоянных членов Совета Безопасности США пошли обходным путём, условно назвав свои действия «гуманитарной интервенцией». ( Следует обратить внимание на последнее понятие – Международная комиссия по вопросам вмешательства и государственного суверенитета в своём докладе особо подчеркнула несостоятельность использования термина, состоящего из словосочетания «гуманитарная интервенция». Слово «гуманитарная» необходимо опустить в данном контексте[3]) .

Однако на этом перечень источников императивного международно-правового регулирования «обязанности защищать» отсутствует, что и порождает ряд проблем и рисков, связанных с попыткой того или иного государства  легитимизировать военное вмешательство в другое государство, что означает фактически нарушение ius cogens. Представляется, что международному сообществу необходимо в скорейшем времени поставить на повестку вопрос правового регулирования рассматриваемого нами феномена и, тщательно изучив все его аспекты, разработать и в дальнейшем принять нормы, которые бы конкретизировали возможность и условия, при которых возможно прибегнуть к так называемой «обязанности защищать», ограничения, а также основания и меры ответственности государств  в дополнение Проекта статей об ответственности государств от 2001 года.