АНАЛИЗ И ХАРАКТЕРИСТИКИ ОБЫСКА ПО УСТАВУ УГОЛОВНОГО СУДОПРОИЗВОДСТВА 1864 ГОДА

Судебная реформа 1864 года в Российской империи была направлена на создание новой судебной системы, которая основывалась на демократических принципах. Российская империя получила новый суд: самостоятельный, отделенный от других ветвей власти, гласный, открытый и состязательный, с институтом присяжных. В уголовный процессе появилось судебное следствие, на котором проверялись данные, полученные в результате предварительного следствия.

Ведение в действие Устава уголовного судопроизводства 1864 года[1] стало поворотным моментом в истории российского права. Устав заменил инквизиционный розыскной процесс на состязательный, основанный на принципах гласности, устности и непосредственности. В рамках этой трансформации пересмотру подверглись и регламентации следственных действий, в частности, обыска – одного из наиболее острых с точки зрения вторжения в сферу частной жизни индивида.

Актуальность темы обусловлена непроходящей значимостью поиска баланса между интересами эффективного уголовного преследования и защитой прав личности. Нормы Устава об обыске представляют собой богатый исторический материал для анализа того, как законодатель пытался разрешить это противоречие в условиях формирующегося правового государства.

Целью исследования является комплексный анализ процессуальных характеристик и правовой природы обыска по Уставу.

В соответствии с Уставом, обыск определялся как «отыскание следов преступления, вещественных доказательств и самих преступников» [1, ст. 412]. Таким образом, законодатель выделял две основные цели данного действия: обнаружение вещественных доказательств (орудий преступления, предметов, добытых преступным путем, следов преступления) и розыск обвиняемого.

Основанием для производства обыска являлось наличие «достаточных причин полагать», что в определенном месте или у определенного лица находятся искомые предметы или скрывается обвиняемый [1, ст. 413]. Это понятие, хотя и не было детализировано в Уставе, на практике толковалось как совокупность фактов и данных, позволяющих сделать разумное предположение, а не действовать наугад. Как справедливо отмечал И.Я. Фойницкий, «обыск есть мера принудительная, а потому допустима лишь при наличности достаточных к тому оснований» [4, с. 287].

Ключевой характеристикой обыска по Уставу была его дифференциация в зависимости от места проведения.

Производство обыска в жилище требовало обязательного получения разрешения от судебного следователя, которое, в свою очередь, санкционировалось либо окружным судом, либо судебной палатой (в зависимости от тяжести преступления) [1, ст. 414-415]. Это правило являлось одной из основных гарантий неприкосновенности жилища, провозглашенной судебной реформой. Судебное решение (постановление) выносилось по результатам рассмотрения представленных следователем материалов и должно было быть мотивированным.

В отличие от обыска в жилище, обыск в иных местах (например, в конторах, лавках, общественных учреждениях) мог быть произведен судебным следователем самостоятельно, без предварительного судебного разрешения, при условии немедленного уведомления прокурора о произведенном действии [1, ст. 416]. Данное положение демонстрирует стремление законодателя найти компромисс между оперативностью предварительного следствия и защитой частных интересов, признавая за жилищем особый статус. Данная норма Устава является схожей с современной нормой уголовного процесса об обыске.

Процедура производства обыска была строго регламентирована. Он должен был производиться в присутствии не менее двух понятых, избираемых из посторонних лиц [1, ст. 420]. Институт понятых был заимствован из англо-саксонского права в целях обеспечения гласности и достоверность действия. Устав предписывал составлять подробный протокол, в который заносилась вся существенная информация: время и место, участники, перечень изъятых предметов и т.д. [1, ст. 424].

Устав заложил основы системы гарантий против произвольного проведения обыска. Необходимость санкции суда на обыск в жилище была главной гарантией. Это выводило принятие решения о возможности вторжения в частную жизнь из исключительного ведения исполнительной власти (полиции, следствия) и передавало его независимой инстанции — суду.

Прокурор осуществлял надзор за законностью действий судебного следователя, включая производство обыска. Он имел право присутствовать при его производстве, давать указания, а в случае нарушений – приносить жалобы в суд [1, ст. 281].

Защитник (присяжный поверенный) с момента допуска к делу мог знакомиться с протоколами следственных действий, включая протокол обыска, и заявлять ходатайства о признании недопустимых доказательств не имеющими юридической силы. Это создавало предпосылки для судебной проверки законности обыска на последующих стадиях процесса.

Требования к присутствию понятых, составлению протокола и его подписанию всеми участниками также служили формальными барьерами на пути злоупотреблений.

Несмотря на прогрессивный характер регламентации, в научной литературе того времени отмечались и ее недостатки. Так, В.К. Случевский указывал на некоторую неопределенность формулировки «достаточные причины полагать» и на сложности, связанные с оперативным получением судебной санкции в неотложных случаях [3, с. 354].

Проведенный анализ позволяет сделать вывод о том, что регламентация обыска в Уставе представляла собой значительный шаг вперед в развитии российского уголовного процесса. Законодатель, закрепляя данное следственное действие, стремился найти баланс между необходимостью раскрытия преступлений и защитой фундаментальных прав граждан, прежде всего, права на неприкосновенность жилища.

Основными характеристиками обыска являлись: дифференциация порядка его производства в зависимости от объекта; внедрение института судебного контроля для обыска в жилище; детальная процессуальная регламентация с участием понятых; система прокурорского надзора и элементов состязательности как гарантий законности.

Опыт правового регулирования обыска по Уставу уголовного судопроизводства года не утратил своей ценности и сегодня, служа исторической основой для совершенствования современных уголовно-процессуальных норм, направленных на обеспечение эффективного и одновременно справедливого правосудия.