ГЕНЕЗИС РАЗВИТИЯ ИНСТИТУТА ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЙ СОБСТВЕННОСТИ В КОНТЕКСТЕ ИСКУССТВЕННОГО ИНТЕЛЛЕКТА И РОБОТОТЕХНИКИ В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ДОКТРИНЕ И ЗАРУБЕЖНОЙ ПРАВОВОЙ МЫСЛИ

Стремительное развитие искусственного интеллекта и робототехники трансформирует традиционные общественные отношения, ставя перед правом интеллектуальной собственности (далее - ИС) принципиально новые вызовы. Ключевыми из них являются вопросы охраноспособности результатов, созданных автономными системами, определения субъекта прав на такие результаты и обеспечения защиты интересов классических правообладателей, чьи объекты используются для обучения алгоритмов. Аналогичные проблемы встают и в сфере робототехники, где результаты автономной физической деятельности роботов (например, создание материального объекта по цифровой модели) также требуют правовой квалификации. Целью данной работы является анализ эволюции научной мысли в области ИС под влиянием технологий ИИ и робототехники, выявление основных теоретических моделей и оценка перспектив их имплементации в правопорядок. Методологическую основу составляют сравнительно-правовой и догматический анализ, а также систематизация научных подходов, представленных в трудах отечественных и зарубежных исследователей.

Начнем повествование с того, что классический институт ИС, сформировавшийся в индустриальную эпоху, носит сугубо антропоцентрический характер. Как справедливо отмечает В. О. Калятин, «лишь его (человека) интеллектуальная деятельность рассматривается как творчество» [1, с. 58-62], а значит, предоставление правовой охраны неразрывно связано с творческим трудом именно человека, как автора. Российское законодательство, следуя этой парадигме, в ст. 1228 ГК РФ прямо закрепляет, что автором результата интеллектуальной деятельности признается гражданин, творческим трудом которого создан такой результат. В свою очередь, Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 23.04.2019 N 10 «О применении части четвертое гражданского кодекса РФ» прямо указывает, что «результаты, созданные с помощью технических средств в отсутствие творческого характера деятельности человека, объектами авторского права не являются». Таким образом, исходя из буквального толкования действующего закона результаты, автономно сгенерированные ИИ, не подлежат охране в рамках авторского права.

Рассматривая зарубежный опыт, можно выделить несколько конкурирующих теоретических моделей. Следующим выступает так называемый машиноцентрический подход, который ставит под сомнение авторство человека, если его вклад ограничивается формулировкой запроса. Ярким примером является дело DABUS, когда изобретатель Стивен Таллер попытался указать в качестве автора изобретения саму нейросеть. Однако патентные ведомства Европы, США и Великобритании единодушно отказали в регистрации, аргументировав это отсутствием у ИИ правосубъектности.

Вместе с тем, в Китае Шэньчжэньский суд в 2019 году признал статью, созданную ИИ, охраняемым объектом, указав правообладателем компанию-разработчика алгоритма, что демонстрирует прагматичный, хотя и не лишенный противоречий, подход. Интересно, что в доктрине данный прецедент получил неоднозначную оценку. Так, В.В. Махров рассматривает это решение в контексте теории «нулевого авторства», где объекты, созданные ИИ, образуют особую категорию, не имеющую человеческого создателя, но право на которую может быть закреплено за лицом, организовавшим их создание [2, с. 27-39]. Также в его работе затрагивается и классическая антропоцентрическая модель служебного произведения [2, с. 27-39].

Первая предлагает относить результаты деятельности ИИ к общественному достоянию ввиду отсутствия человеческого творца, что, однако, справедливо критикуется за дестимулирование инноваций. Вторая, антропоцентрическая модель, напротив, рассматривает ИИ как инструмент в руках человека. В Великобритании, согласно ст. 9(3) Закона «Об авторском праве, дизайнах и патентах» 1988 г., автором компьютерно-генерированного произведения считается «лицо, которым предприняты необходимые для создания произведения arrangements», что отмечается в доктрине права [3]. Данная позиция действительно заслуживает внимания, т.к. в результате работы системы итог интеллектуальной деятельности человека-творца.

Наряду с изложенным, в научном сообществе активно дискутируется вопрос об использовании охраняемых объектов для обучения ИИ. Так, Е.В. Гюльбасарова, анализируя положения ГК РФ, обосновывает, что загрузка произведений в алгоритм для его обучения представляет собой непоименованный способ по смыслу ст. 1270 ГК РФ, а следовательно, требует согласия правообладателя, и его отсутствие является нарушением [4]. Этот тезис находит подтверждение в зарубежной практике: в США и Великобритании уже ведутся судебные процессы (Getty Images v. Stability AI, авторы против OpenAI), где истцы обвиняют разработчиков в нелегитимном использовании их контента для обучения нейросетей [5], что в публичном поле характеризуется как «массовое пиратство» [8].

Сравнительный анализ выявляет правовую дилемму. Так, антропоцентрические модели, сохраняя традиционные доктринальные основания, рискуют создать правовой вакуум вокруг результатов, созданных автономными системами. В то время как машиноцентрические подходы и концепция «электронного лица» предлагают прямое решение этого вакуума, но требуют кардинального пересмотра фундаментальных понятий правосубъектности и творчества 

В дополнение к вышесказанному следует отметить предлагаемые механизмы решения возникающих коллизий. П.М. Морхат и другие исследователи рассматривают возможность наделения ИИ статусом «электронного лица» — юридической фикции, подобной юридическому лицу [6, с. 61]. В качестве компромиссных мер, призванных балансировать интересы правообладателей и разработчиков ИИ, Е.В. Гюльбасарова предлагает создание специальных договорных моделей, расширение полномочий организаций по коллективному управлению правами на соответствующий способ использования, а также введение легальной возможности извлечения текстов и данных без согласия автора, но с выплатой ему справедливого вознаграждения [4 с. 81-89]. А.А. Козлова идет дальше, предлагая ввести в систему ИС новый, самостоятельный элемент — «Результаты искусственной интеллектуальной деятельности», на которые, по мнению автора, должны признаваться только исключительные и иные права, но не личные неимущественные, первоначально возникающие у пользователя ИИ [7, с. 33-40].

На основе выявленных тенденций можно смоделировать наиболее вероятный вектор развития отечественного института интеллектуальной собственности. Учитывая консервативную основу действующего Гражданского кодекса и устойчивость антропоцентрической парадигмы в российской цивилистике, радикальные решения вроде признания правосубъектности ИИ представляются маловероятными в среднесрочной перспективе. Более органичным для отечественного правопорядка видится путь адаптации существующих правовых конструкций. В первую очередь, это развитие и легальное закрепление расширенной трактовки «служебного результата», где правообладателем будет признаваться лицо, организовавшее и направившее работу ИИ (разработчик, владелец или пользователь), а также создание специального правового режима для «результатов искусственной интеллектуальной деятельности», как предлагает А.А. Козлова [7]. Такой подход позволит, не отказываясь от фундаментального принципа творчества человека, создать правовые рамки для охраны и оборота продуктов ИИ, стимулируя инвестиции в технологии. Ключевым вызовом для законодателя станет поиск баланса между гибкостью нового регулирования и правовой определенностью, а также интеграция в формирующиеся международные стандарты. 

Проведенный анализ позволяет утверждать, что генезис института ИС в эпоху ИИ характеризуется переходом от жесткой антропоцентрической парадигмы к поиску гибких правовых моделей, способных учесть интересы как создателей технологий, так и традиционных правообладателей. Новизна исследования заключается в систематизации и сравнительном анализе разнородных концепций, предлагаемых в российской и зарубежной доктрине, и выявлении общей тенденции к необходимости адаптации классических правовых конструкций. Результаты данного исследования могут быть применены в законотворческой деятельности для разработки сбалансированного правового регулирования, а также в правоприменительной практике при квалификации новых видов правоотношений. 

Таким образом, дальнейшее развитие института интеллектуальной собственности будет определяться способностью правовых систем найти компромисс между незыблемостью принципа охраны человеческого творчества и объективной потребностью в стимулировании технологического прогресса, обеспечивающего создание квазитворческих результатов искусственным интеллектом.